Ингушетия — это теплый ветер, играющий с длинным подолом юбки. Это устремленные ввысь средневековые башни. Это голос муэдзина с минарета сельской мечети. Это алыча с дерева, отары овец и бархатные горы. А еще лепешки с тыквой и домашний творог, чай с горными травами, приготовленный на костре, и ароматный мед. Но главное — люди. Мы поговорили с местными и узнали, чем они живут — познакомься с ними и ты.
Содержание
- Мурад о родовых башнях
- Висхан о сообществе гидов
- Хамза и Микаил о семейном деле
- Ремесло и работа с историческим контекстом
Мурад задумчиво смотрит на свою родовую башню. Висхан собирает травы для чая. Ася валяет шерсть, чтобы выложить национальный узор на традиционном ковре. Каждый из них — часть общей ингушской души, которая ощущается вечной, но так трепетно ищет себя в настоящем.
В Ингушетии можно поселиться в Магасе, столице «края башен» — в городе есть пара гостиниц — или в скромных гостевых домах в горах. Еще можно остановиться во Владикавказе, дорога на автомобиле из столицы соседней республики займет не больше часа. К тому же во Владикавказе есть удобный аэропорт, куда несколько раз в день летают самолеты S7 Airlines.
Гостей в Ингушетии умеют принимать великолепно, по всем канонам кавказского гостеприимства, хотя сервис пока и находится в стадии развития. Не ждите превосходного обслуживания, ведь для вас приготовлено гораздо большее: место за семейным столом, теплые беседы и горячие лепешки, пикники в невероятных по красоте местах и многочисленные истории о гордом народе с непростой судьбой.
Истории эти вьются между башнями, невозмутимо стоящими здесь со времен раннего средневековья, разносятся по альпийским лугам вместе с запахом цветов, бродят по холмам с пугливыми лошадьми и остаются в сердце навсегда.
Мурад о родовых башнях
Утро, роса на траве. Воздух, который хочется пить. Пустой серпантин и Казбек, заметный со смотровой площадки Цей-Лоам. Мы едем в национальный заповедник — смотреть башенный комплекс Таргим, жемчужину средневекового зодчества.
В те времена башни в Ингушетии возводились для обозначения статуса семьи и для защиты от вражеских набегов. Род Мурада 11 поколений назад вышел именно из Таргима: для него это не просто красивые строения, а место, откуда родом он и его дети. Голос и интонации Мурада смягчаются, когда он с видимым удовольствием садится в теньке, смотрит на родовую башню и начинает свой рассказ.
Башни имеют огромное значение в нашей жизни, мы их очень любим. Я переживаю за каждую, если вижу ее в тяжелом состоянии, и радуюсь, когда их реставрируют. Не только наш родовой комплекс вызывает такие чувства, но и любой другой.
В Ингушетии много башен, которые требуют реставрации. Это сложно и дорого, но это волнует каждого ингуша, любой фамилии. На всех родовых собраниях это первый вопрос. Комплекс Таргим, который хорошо сохранился, — это особенное место, что чувствуют даже приезжие. Я много раз видел, как люди просят вернуться сюда. Напротив находится большой храм, рядом Город мертвых, красивая река в окружении трех горных массивов. Здесь захватывает дух.
Ингушские боевые башни были стратегически важным элементом каждого поселения, звеном оборонительной системы. Если мы поднимемся до этой боевой башни, то с нее видно Таргимскую, от Таргимской идет свет в Хамхоевскую и так до территории Чечни. Во-первых, это сигнальные сооружения, во-вторых, в них можно было скрыться от кровной мести: когда случалась какая-то вражда, человек ради своей же безопасности жил исключительно в башне. Она построена таким образом, что без пушек ее взять невозможно. В те далекие времена их строили с расчетом, чтобы защитить близких: в башни входили сперва женщины, дети, старики, а остальные поодаль защищали свою территорию.
Рядом с башнями можно жить и сегодня: это не обособленный и закрытый культурный объект. Дзяудин Гуражев — смотритель заповедника и один из немногих, кому повезло вырасти в этих горах. Его судьба органично и логично встраивается в невероятный местный уклад: жизнь в доме среди родовых башен; солнце, каждое утро заливающее гору Цей-Лоам; уважаемые и любимые родители; хозяйство и работа в заповеднике, который Дзяудин очень хорошо знает, но при этом не устает изучать. «Я счастливый человек», — говорит он про себя. И всем видно, что это так.
Висхан о сообществе гидов
Горная мята, чабрец, душица — Висхан постоянно сворачивает с тропы, чтобы сорвать по паре веточек местных трав. Пока делает чай на костре, внимательно поглядывает на небо и показывает на парящих птиц — так высоко, что если не знаешь, то и не заметишь.
Висхан — молодой гид-проводник по Ингушетии, создатель чата, который объединяет местных гидов, и главный борец за чистоту туристических троп. В багажнике лежит не только чайник для чая, но и упаковка пакетов: там, где прошел Висхан, мусора не остается.
Я хочу популяризировать туризм на Северном Кавказе и в Ингушетии в частности. Объединять других гидов я начал недавно, пару лет назад. Как-то понял, что мы не конкуренты, что мы не лебедь, рак и щука — нам нужно идти в одном направлении. Сначала в нашей группе было немного ребят — таких же небезразличных гидов: я включаю тех, кого знаю лично. Начиналось с семерых, а сейчас уже тридцать два человека. Всё это проверенные люди, профессионалы. Большой плюс таких объединений — взаимоподдержка. Туризм ведь волнообразная история: у раскрученных ребят заказов много, порой и не успеваешь, а другие, тоже толковые, сидят без дела. Заказы можно передавать в группу, обязательно кто-то подхватит — так, кстати, заодно проверяешь компетенцию новых игроков, после пообщавшись с туристами. Иной раз помогаем друг другу и финансово — мало ли что.
Эти горы, эта природа поддерживают меня не только духовно, они дают источник заработка. Всё идет через Всевышнего. Я думаю так: раз эта земля дает мне столько пользы, то я обязан возвращать ей что-то, как минимум собрать мусор. Вспоминаю библейскую притчу: когда Авраама жгли на большом костре, к нему на помощь пришел муравей. Люди остановили муравья и спросили: «Куда ты торопишься? Куда бежишь?», а он ответил: «Несу свою капельку воды пророку, чтобы помочь». Люди посмеялись над ним и сказали, что ничего он своей капелькой воды не сможет сделать, чтобы потушить великий огонь. А муравей говорит: «Я понимаю, что это малая толика, но когда на Судном дне меня спросят: «Что ты сделал, чтобы спасти своего пророка?, я смогу сказать: всё, что было в моих силах, я сделал».
Я к чему это говорю? Понятно, весь мусор ты не соберешь, но ты можешь внести свою лепту, показать пример людям, хотя бы фантик поднять. Однажды у меня была группа статусных туристов, я просто шел впереди, поднимал мусор. Старшим было неловко нагибаться, странно смотрели на меня, но дети их увлеклись, пошли со мной и тоже собрали что-то, хотя родители явно давали понять, что они против. Но эти дети… Пошли за мной и включились, а ведь им по пять-семь лет! И тогда я понял: главное, что я хоть что-то в них заложил.
Хамза и Микаил о семейном деле
Мы выезжаем из заповедника и замираем: дело к закату и медовые облака закрутились над верхушкой трехглавой горы Цей-Лоам. Местные говорят, что это верная примета дождя, а мы, как завороженные, смотрим на медленный танец облаков, на гладкую ленту серпантина, на отару овец, которую гонит по обрывистой обочине строгий пастух. Так молча и подъезжаем к маленьким разноцветным домикам — ульям с кипучей жизнью вокруг. Небольшая и поразительно аккуратная пасека принадлежит роду Хамчиевых. Несколько поколений мужчин этой семьи работают с пчелой уже больше 50 лет.
Это земля, из которой вышли наши предки, недалеко возвышается наша родовая башня. Здесь мы чувствуем силу, и для пасеки прекрасные условия — кругом разнотравье (в Ингушетии более 318 видов трав), пчеле раздолье, такие виды!
Когда я оканчивал университет, много думал, чем же потом заняться. Поехал в горы: помню, была очень солнечная погода, лед таял, всё искрилось. Сел где-то и увидел на подснежнике пчелу. Долго я смотрел на нее и очаровался: так она тщательно собирала пыльцу. Той же весной купил своих первых пчел, начал с трех семей, а сейчас у нас промышленная пасека «Горный мед Ингушетии», семей уже больше 300. Работаем с отцом и еще двумя рабочими, берем первые места на всероссийских конкурсах меда, уже зарекомендовали себя, что очень приятно. Я непременно передам дело своим сыновьям и постараюсь им донести, какое благо есть в этом продукте.
Ремесло и работа с историческим контекстом
Под руками Хавы вертится гончарный станок, задавая темп. Кузнец Адам бьет молотом по раскаленному докрасна металлическому пруту, добавляя темпу четкий ритм. Ася встряхивает алое полотно будущего ковра, по которому бегут традиционные многовековые орнаменты, — всё это образует невероятную музыку ингушского творчества. Чем глубже погружаешься в вопрос, тем сложнее полифония и мелодика этих, на первый взгляд, простых вещей.
За ремеслом каждого из мастеров стоит изучение национальной истории, разговоры со старшими, копание в архивах и вылазки в башенные комплексы на поиски сохранившихся артефактов. Здесь считают, что только переработав всё это, можно идти дальше и создавать что-то свое.
Поэтому в каждой вещи, даже самой новаторской, глаз невольно отмечает традиционные орнаменты и символы: переплетаясь линиями, они как будто переплетают и настоящее с прошлым, будущее с древностью, горе с радостью, долины с горами и человеческие судьбы друг с другом.
Мы всего на один день соприкоснулись с этим потоком, но он переплелся и с нашими линиями, что-то неуловимо в нас поменяв навсегда.
Мы смогли охватить лишь небольшую часть того, что можно увидеть и прочувствовать в Ингушетии. Каждому эта республика откроется со своей стороны, но никого не оставит равнодушным. Четкой сезонности в регионе нет, в любое время года пейзажи манят чем-то своим. Кому-то больше нравится начало мая, когда цветут яблони и сливы, кому-то — золотая осень в октябре.
Бархатные горы. На них нанизываются облака. Тишина. Лишь ветер доносит звук машины, букашкой карабкающейся на перевал. Точка покоя, инсайтов и перезагрузки — Ингушетия ждет тех, кому всё это нужно. Ждет тебя.
Благодарим за помощь в создании материала:
Мурада Мальсагова и
Говори со мной
Специальный проект media.s7.ru