Художники Нальчика о своем искусстве

Я чувствую себя абсолютно счастливым человеком. С момента персональной выставки «Колыбельная», то есть всего лишь за последние полгода, я сделала большой шаг в понимании себя. Искусство дает ответы на вопросы о семье, близких, друзьях, происходящих событиях.

Развиваясь в ремесле, хочется наводить больше порядка и в жизни: быть внимательнее к людям, делам, отношениям. Хочется простым языком говорить о том, что делаешь. Максимально коротко и выразительно проговаривать идею, потому что кажется, такого как раз не хватает. 

Это моя рефлексия о внешнем мире. Ощущаю, что жизнь обесценилась, стала какой-то разовой, как пластик, поиспользовали-выкинули. И настолько мы к этому привыкли. А если пустотность и до моего дома доберется? Повторяешь себе: «Это всё не по-настоящему. Можно перезагрузить и начать сначала». Но ничего ты сначала не начнешь».

В связях, в безопасности. Безопасность — это дом; дом — это семья, близкие, то, чем ты наполняешь эти связи. Исходя из этого, я выбрала родной двор как самое подходящее пространство для выставки. 

Сквозь весь двор я подвесила камыши. Они мерно качались на ветру, шептались о чем-то. Так я продолжила нашу с Русланом Мазлоевым инсталляцию «Звонок другу». Она про коммуникацию людей. Какими бы напряженными гости ни приходили, минут через 30—40 все расслаблялись. Инсталляция из природных материалов приносила тот самый покой. Вот это я и объяснила во фразе «Там, где хорошо человеку».

Мои материалы — рогоз, шерсть — естественные. Конечно, опыт взаимодействия с ними — это всегда про трогать, ощущать. С шерстью работать сложно, она требует усердия, но в то же время она теплая и словно цепляет тебя, притягивает. Я чувствую этот материал больше, чем масло, рисунок, графику или ту же анимацию. Чем больше я углубляюсь в шерсть, тем лучше ее понимаю. Как с человеком. 

Долго я боялась, что не смогу делать большие форматы из шерсти. Начинала с сидушек, сумочек, подстаканников. И все это время не могла назвать себя художником: мне казалось, для этого нужно через многое пройти. Но дело в другом. Ты сам выбираешь, кто ты.

Одна из моих первых работ с шерстью — серия полотен о богине Древо Жыг Гуащэ, вдохновленная адыгской мифологией. Я взяла образ богини за основу, прорисовала разными графическими способами: в линиях считываются женские формы, на ногах и руках разветвления, похожие на корни. Богиня мудра и всезнающа, видит мир целостно. Войлок соединил мое глубоко персональное и народное, безавторское искусство. 

Рогоз, как и все живое, меняется в зависимости от времени года. В разных работах я использую краски разных сезонов. Оттенки коричневого собираются осенью, зеленые — весной. Иногда использую натуральные красители — всем известную луковую кожуру, например. Подготовленный рогоз разрезается и варится примерно 10 часов. А вот этот я закапывал в болото, и в зависимости от грунта получался тот или иной цвет: ядерный черный — из самых глубин, я добавил кожуру ореха, чтобы рогоз пропитался йодом. Еще вы можете уловить характерный запах земли. 

Это в основном мои представления, связанные с божествами (бог земли, бог воды, бог леса). Всё, что я создаю, связано с природой: когда собираю материал, на болоте встречается столько интересных существ, столько интересных форм! Когда ты вытаскиваешь рогоз, видишь корневую систему растений, как может не появиться идея? Когда ты видишь обрывы, на которых животные и птицы вьют гнезда, как ты можешь на это не обращать внимания? Всё это и становится источником моих работ. Ничего не придумывается — я лишь повторяю, что вижу.

Абсолютно один, потому что сбор материала — это непростой и небезопасный процесс. Очень много змей встречается, ядовитых и неядовитых, пауков. Редко кто захочет поехать на болото, понимаете? Я просто уже привык, знаю, как обращаться с животными, но как я могу рисковать человеком, который не знает? Поэтому всё, что я делаю, я делаю абсолютно один — от начала и до конца.

Ощущение законченности произведения — именно оно не дает мне покоя. Это необъяснимо. Идей очень много, всё хочется попробовать и увидеть результат. Я постоянно ищу новый подход к материалу, ведь всё, что я делаю, — этого еще не было совершенно нигде. Конечный результат непредсказуем, ведь его диктует материал. Из этой мастерской за последние три года ушло 240 работ.

Было такое, что я мог закончить работу и после сжечь ее, уничтожить. Но обязательно какой-то результат должен быть. Не хочу себя приучать к тому, чтобы я что-то не заканчивал, не доделывал. Пускай я буду мучиться, пускай я буду мучить этот материал, но произведение нужно довести до конца.

Для меня на уровне ощущений есть правда искусства: когда вещь создают без того, чтобы кого-то дурить или ублажать, или удивлять. Важнее, когда искусство само по себе, его идея или духовность говорят через работы. Правда искусства не связана с чьим-то интересом.

Из-за технологий время течет гораздо быстрее, чем можно было себе представить. Успеть за информацией, понять, что происходит, оценить это, придать какое-то значение, сделать знаком, символом и утвердить сегодня практически невозможно. Настолько всё быстро. Ты только успеваешь что-то сказать, выразить свою концепцию — а зритель уже в другом состоянии, в другом времени. И технологии здесь играют, конечно, не последнюю роль.

Очень сложно сказать, что надо делать современному художнику, но мне кажется, это все-таки должно быть связано с технологиями и с человеком вообще. Мутации в нашем характере и природе, которые раньше длились тысячелетиями, теперь происходят очень быстро и сильно меняют нас: тот, кто был вчера, сегодня уже не тот. Сказать, что человек — это определенные характеристики, тот же хомо сапиенс, — сложно, все точки сдвинуты, конфигурации не работают.

Человек находится в таких областях, в таких ситуациях, что всё настолько сложно стало. Быть человеком представлялось просто и гордо, но теперь этого нет. Время меняющегося человека. Думаю, на каком-то этапе и это стабилизируется и тогда будет, скорее всего, ясно, что же произошло. Но боюсь, такие, как я, не доживут до этого.

Нет, возвращения не будет никакого. Во всех смыслах возвращения не будет, это всегда что-то новое. Возвращения вообще не бывает, никогда. Конечно, воспоминание может остаться, привкус того, что человек был человеком. Мы же не знаем, что чувствовали неандертальцы или кроманьонцы 80 000 лет назад. Это будет совершенно другое существо. Я так думаю. Может быть, ошибаюсь.

Чем больше различных взглядов на объект, тем больше ты можешь его высветить. То, что я делаю сейчас, — это несколько серий, которые включают различные стили, течения, школы, какие только возможны. Они составляют мое сознание, те же кубизм или фовизм. Принимая их, точно так же, как и реализм, ты принимаешь, что рисуешь нечто похожее или наоборот. Принимая все «измы», как бы делаешь объект стереоскопически видимым.

Но к этому я пришел несознательно, хотя чувствовал, нужно что-то менять. Когда я только начинал работать, как и любой художник, стремясь стать узнаваемым, найти свое лицо, осознанно или неосознанно отбрасывал многие вещи, которые мне нравились, но не подходили для публики.

Когда я понял, что отброшенное — это такие же равноценные, если не большей ценности вещи, это какой-то кошмар был, для меня это оказалось совершенно неприемлемым. Когда я стал узнаваемым и начал повторять самого себя, наступил кризис, который привел меня к тому, о чем я говорю. Множество взглядов на какой-то архетип, что позволяет ему раскрываться другими гранями.

Жизнь не стала понятна, она стала безграничной. Те очертания, которые раньше были ясны, взять то же самое материнство, усложнились. Ведь есть такие существа, которые не рождаются, а вылупляются, просто делятся, как простейшие. На Земле существуют разные формы материнства, а что происходит за ее пределами? Этого мы, может быть, никогда не узнаем.

Мое любимое выражение: «Не потому что, а наперекор». Искусство не может просто появиться в одном лице или в двух лицах, это вещь, которая берет начало в сознании многих людей. Художник не может появиться просто потому, что он хочет рисовать. Это целая система, о которой сейчас сложно говорить.

Но с другой стороны, мир технологий уравнивает шансы. Уже не обязательно жить в большом городе, центре искусства, интернет дарит шанс всем художникам на Земле. Ты можешь где-то в Антарктиде сидеть и быть в контексте того, что творится в Лондоне. Нальчик — тоже одна из таких точек. У нас вырастает молодежь, которая в контексте того, что происходит в мире и в мире искусства, и делает что-то в этом направлении, позиционирует себя.

Это поколение совершенно новое, надежда только на них. Будущее — это они, потому что наше поколение сломано советским прошлым. У меня от советского прошлого такой ужас, как будто в безвоздушном пространстве сидишь и никакой возможности говорить и что-то делать не имеешь. Я что-то делал все равно, барахтался. То время словами не выразить, я не хотел бы вернуться туда.

Нет, свобода — это очень личное! Человек может всю жизнь находиться в тюрьме и быть свободным, если он так себя ощущает. Всё зависит от мысли и настроя на жизнь. Где кончается свобода? По каким признакам человека можно назвать свободным? Это всегда очень относительно, есть какие-то очень приблизительные слова. Счастливый человек — то же самое для меня. Эти вещи существуют, но о них разговаривать однобоко, односложно, уравнивая со всеми остальными понятиями, невозможно. Я за свободу, особенно внутри себя.