История путешествий Виллема Баренца

В конце лета 1977 года к мысу Желания в северо-восточной части Новой Земли подошел сухогруз «Саша Ковалёв» — учебное судно новгородского клуба юных моряков. На берег сошли четверо парней и одна девушка — участники экспедиции по поиску следов последней зимовки Виллема Баренца. В летописях голландского корабельного плотника Геррита де Фера говорится, что свой последний вздох Баренц сделал у Ледяного мыса, к юго-западу от мыса Желания.

…Мы плыли на вест и вестен-зюйд, пока не очутились перед Ледяным мысом… Обратившись ко мне, Баренц сказал: «Геррит, дай мне напиться». Только он выпил, как ему сделалось так плохо, что он закатил глаза и неожиданно скончался… Смерть Виллема Баренца причинила нам немалое горе, ибо он был главный штурман, на которого мы полагались», — писал де Фер о последних минутах жизни своего выдающегося соотечественника.

Молодые ученые за несколько дней обошли все окрестности Ледяного мыса, но никаких следов пребывания Баренца так и не нашли. В один из вечеров участник экспедиции Владимир Баженов рассматривал карту и решил отметить на ней расстояния между находками — в основном следами зимовок русских поморов — и природными объектами: мысом Желания, Оранскими островами и другими. Многие из них были открыты и получили свои названия как раз в ходе экспедиций Баренца. Когда руководитель отряда, московский историк и археолог Дмитрий Кравченко, увидел эти пометки, его осенило. А что если де Фер в своих описаниях пользовался не немецкой милей — 7 420 м, а географической — 1 855 м? Тогда получается, что его Ледяной мыс — это современный мыс Карлсена, да и прилегающий к нему «красивый залив с песчаным дном» как раз отлично подходил под то, что описал де Фер.

На следующий день они обнаружили на мысе Карлсена небольшой ровный участок, похожий на захоронение. А через два года, когда Кравченко вновь добрался до Новой Земли, неподалеку были найдены остатки жилища голландцев и кусок борта старинного корабля — просмоленные дубовые доски, сшитые толстыми коваными гвоздями. И за несколько дней раскопок команда нашла останки нехитрого быта экспедиции Баренца: осколки кувшина, мушкетный приклад, ножницы, посуду, подошвы от ботинок и крошечного белого медвежонка, сделанного из свинцовой пули.

— Надо же, — удивился Кравченко, — кругом холод, голод, смерть, а они фигурки делают!

Первый русский в Ватикане

История, в результате которой этот игрушечный медвежонок вместе с голландской экспедицией оказался в северной части Новой Земли, началась летом 1525 года. Тогда в Риме при дворе Папы Климента VII появился новгородский книжник и дипломат, посланник русского царя Василия III — Дмитрий Герасимов. «Веселый и остроумный», как его описывали итальянские современники, а также «весьма сведущий в делах мирских и Священном Писании». Он провел в Вечном городе два месяца — осматривал достопримечательности, много общался с европейскими интеллектуалами и охотно делился знаниями о далеком и загадочном Московском царстве.

Один из его собеседников, епископ, историк и придворный врач Папы — Паоло Джовио — составил на основе бесед с Герасимовым обстоятельный труд, где писал:

«Достоверно известно, что Двина, принимающая в себя бесчисленные реки, несется в стремительном течении к северу и что море там имеет такое огромное протяжение, что, держась правого берега, оттуда можно добраться на кораблях до границ Китая».

К этой «Книге о посольстве Василия, великого князя Московского, к Клименту VII» прилагалась первая в истории карта Московии с ценнейшими для того времени сведениями. Из нее европейские купцы узнали, что один из путей доставки товаров из Китая и Индии проходит, возможно, не по южным морям, а вдоль северной части Евразии. И информация эта оказалась как нельзя кстати.

За 70 лет до визита Герасимова в Рим, утром 29 июня 1453 года, быстроходное судно из Лепанто (в средневековье так называли греческий город Нафпактос) доставило в Венецию страшную весть: под ударами турецкого султана Мехмеда II Фатиха пал Константинополь. По словам очевидцев, на улицах главного торгового порта Европы «поднялся невероятный крик, плач и стоны, каждый ударял себя кулаками по груди, царапал голову и лицо, печалясь о смерти отца, сына или брата или о потере имущества». Печалиться действительно было о чем. Вскоре османы захватили Пелопоннес, Трапезундское царство, побережье Крыма и взяли под полный контроль восточное Средиземноморье. Европейцы оказались отрезаны от важнейших торговых путей, которые связывали их с Азией, и начали спешно искать новые.

Христофора Колумба — генуэзца на службе испанской короны — эти поиски привели к берегам Америки. А его португальский современник Васко да Гама пошел другим путем и в мае 1498 года, через шесть лет после первой высадки Колумба на Канарах, достиг индийского берега. В течение следующего столетия португальские мореплаватели и купцы построили вдоль всего африканского побережья военные форты, потеснили арабских торговцев в Индийском океане и фактически стали монополистами в торговле с Азией. Новым морским державам — Англии и Голландии — пришлось искать свои пути на азиатские рынки.

Одним из возможных маршрутов был Северо-восточный проход — по северным морям мимо Скандинавии и дальше на восток. Первыми по нему отправились англичане. Весной 1553 года лондонская «Компания купцов-предпринимателей для открытия стран… неведомых и доселе морским путем не посещаемых» снарядила экспедицию на поиски северного пути в Индию. Суда попали в бурю и разлучились, два из них вынесло к берегам Лапландии — их экипажи не выдержали зимовки и погибли. А третий, трехмачтовый галеон «Эдуард Бонавентура» под командованием Ричарда Ченслора, спустился по Белому морю до устья Двины и добрался до Николо-Корельского монастыря (неподалеку от современного Северодвинска). Ченслера и его экипаж доставили в Москву, представили Ивану Грозному. Вскоре в сотне метров от Кремля появился английский двор, а компания, которая направила Ченслера, к неудовольствию русских купцов получила право беспошлинной торговли по всей столице.

Пока англичане, так и не сумевшие пробиться северным путем в Китай, налаживали поставки пушнины, льна и пеньки из Московии, голландский картограф, астроном и богослов Пётр Планций корпел над картой Паоло Джовио. Той самой, составленной в ходе бесед с московским послом Герасимовым.

Собрав все известные географические свидетельства и положившись на интуицию, в 1594 году он создал карту известного мира Orbis terrarum typus de integro multis in locis emendatus («Изображение земли, заново во многих местах исправленное»). Она стала самой популярной картой на десятилетия вперед. Его очертания Африки, Индии, обеих Америк, многочисленных островов Юго-Восточной Азии и огромного Oceanus Tartaricus были удивительно точны для того времени. Планций считал, что если держаться подальше от берега, то можно выйти в открытые, свободные ото льдов воды и без труда обогнуть всю Евразию.

Через север — на восток

Одним из учеников амстердамской картографическо-навигатской школы Планция был уроженец небольшого нидерландского острова Терсхеллинг — Виллем Баренц. Сегодня его именем названы морской институт в Нидерландах, поселение на Шпицбергене, несколько кораблей и целое море — и всё же мы очень мало знаем о нем. Известно, что он родился и вырос в рыбацкой семье, в зрелом возрасте решил изменить жизнь, переехал в Амстердам и поступил к Планцию. Тот был не столько ученым, сколько предпринимателем и все свои географические догадки стремился подтвердить на практике, по возможности — с пользой для кошелька.

Пока Планций и Баренц ездили в научно-торговые экспедиции и работали над своими картами и глобусами, в Северной Европе разворачивались драматические события. С середины XVI века, когда могучий Карл V Габсбург передал управление сыну Филиппу II, 17 провинций его империи (примерно соответствующих нынешним Нидерландам, Бельгии и Люксембургу) начали вооруженную борьбу за независимость. В результате затянувшегося на десятилетия противостояния на карте появилась новая морская держава — Голландия, потеснившая на многих торговых маршрутах испанцев и португальцев.

В 1585 году Филипп II решил подорвать экономическую основу восстания — объединил под своей десницей испанскую и португальскую короны и захватил Антверпен, крупнейший порт Нидерландов. Не желая мириться с диктатом короля-католика, большая часть протестантского населения Антверпена, включая крупнейших купцов, переместилась на север и обосновалась в Амстердаме. Он тогда стал новым торговым центром, а позже — столицей независимой Голландии. Дальше отступать было некуда, нужно было становиться на ноги, а значит — укреплять и расширять флот, искать новые, независимые от испанской империи торговые пути.

В июне 1594 года группа нидерландских купцов при поддержке Генеральных штатов Голландии и принца Оранского снарядила небольшую эскадру из трех кораблей и одной яхты. Задачей экспедиции, которая опиралась на географические описания Петра Планция, было найти проход в Китай северо-восточным морским путем и завязать торговые отношения. Двумя кораблями из четырех командовал Виллем Баренц.

Ледовый тупик

Обогнув Скандинавский и Кольский полуострова с севера, корабли двинули на восток. У новой Новой Земли они разделились — два корабля под командованием Баренца пошли на север, уперлись в непроходимый лед и взяли южнее, а два других сразу направились на юг. Они вошли через пролив Вайгач (сегодня он называется Югорский Шар) в Карское море и по ошибочному предположению их командира Корнелиуса Ная «достигли долготы Оби, которая вытекает из Тартарии». В конце августа удовлетворенная результатами экспедиция повернула обратно, доставив на потеху амстердамской публике огромного моржа.

«Не всегда они [плавания] достигают желанной цели с одного, двух или трех раз, — писал будто в оправдание Геррит де Фер, — поэтому никто не должен тяготиться испытываемыми им трудами и препятствиями. <…> Ведь если бы знаменитые мореплаватели — Колумб, Кортес, Магеллан и другие, открывшие самые дальние страны и царства, оставили свое намерение после первой, второй или третьей неудачной поездки, то впоследствии они никогда не достигли бы результата своих трудов».

Несмотря на скромные результаты первого плавания, купцы и голландская администрация поверили Баренцу и Планцию, которые получили косвенные подтверждения своей теории. Уже весной 1595 года Генеральные штаты снарядили вторую экспедицию, на этот раз из семи кораблей: шесть были нагружены разнообразными товарами, а седьмой должен был следовать за морским караваном до тех пор, пока он не достигнет цели, а потом возвратиться и доложить об этом. Груз сопровождали специальные комиссары во главе с Якобом ван Хеймскерком, в чьи обязанности входило ведение торговли.

Через несколько лет Хеймскерк действительно доберется до Азии уже другим, южным путем и станет адмиралом нидерландского флота. Но в этот раз его и всю экспедицию ожидала неудача. Первый тревожный звонок прозвенел в конце августа, когда корабли, пробиваясь сквозь лед, встали на якорь близ пролива Вайгач. От встреченных на берегу «русских самоедов» голландцы узнали, что в течение нескольких недель «пролив затянется льдом, а когда начнет замерзать, тотчас весь затвердеет, и тогда можно по льду пройти до Татарии через море».

Первые же вылазки на шлюпках показали — так называемое Татарское море (сегодня оно называется Карским) покрыто льдом насколько хватает глаз. Попытка Баренца несмотря ни на что продвинуться на восток окончилась трагедией: экипаж повально заболел цингой и во время стоянки пару моряков растерзал голодный медведь. Видавшие виды голландские матросы наотрез отказались следовать дальше, так что Баренцу пришлось повернуть корабли в сторону дома.

Последняя попытка

Финансировать третью экспедицию голландские Генеральные штаты отказались, но пообещали щедро наградить участников в случае успеха. И Баренц, заручившийся поддержкой самых отчаянных амстердамских купцов, захотел рискнуть. В этот раз ему доверили командовать лишь одним кораблем из двух и поручили обязанности штурмана.

Он решил взять как можно дальше на север, где океан якобы будет свободен ото льда. Открыв по пути Шпицберген и разругавшись с капитаном второго корабля Яном Рийпом, который в итоге вернулся в Амстердам, Баренц направился к Новой Земле. В конце июля 1596 года голландцы встали на якорь у Ледяного мыса, на северной оконечности архипелага. Пройти дальше не давал сплошной лед.

«Ледяные глыбы стали нагромаждаться одна на другую… дул сильный ветер, шел густой снег. Корабль был совершенно окружен и сжат льдом. Всё вокруг стало трещать, и казалось, будто он разламывается на сто частей. Это было ужасно», — вспоминал Геррит де Фер.

Зажатые в ледяной ловушке моряки перетащили лодки с припасами и оружием на берег — им предстояло пережить первую в истории европейского мореплавания арктическую зимовку. Из прибившихся к берегу деревьев Баренц с командой начали строить убежище, которое так и назвали — Дом спасения (Het Behouden Huys). Неделями не имея возможности покинуть его из-за пробирающего до костей ветра, моряки попытались наладить быт. Они обкладывали себя горячими камнями, жарили лепешки с маслом, играли в мяч, читали, спорили об устройстве мироздания и всячески внушали себе, что находятся не на краю земли, а на родине — среди друзей и близких.

Когда ветер утих, они высвободили дверь от навалившего снега, вырыли отхожую яму и наставили капканов на песцов — их мясо помогало бороться с цингой. Так пережили полярную ночь и дотянули до следующего лета. Спасти корабль, раздавленный льдами и превращенный медведями в свое логово, не удалось. Моряки погрузили остатки провизии в лодки и поплыли на веслах на запад — в сторону Кольского полуострова. Преодолев за полтора месяца 2 000 км по открытому морю, они достигли берегов Колы, где ступили на борт другого голландского судна. Неожиданным спасителем стал тот самый Ян Рийп, с которым Баренц расстался годом ранее.

К тому времени Рийп успел добраться до Амстердама и вернулся на Белое море с другой экспедицией — торговать с русскими поморами. Из 17 участников зимовки на Новой Земле домой возвратились лишь 12. В числе пятерых мореходов, пожертвовавших жизнью в попытке попасть в Азию сквозь арктические льды, был и сам Виллем Баренц. Его могилу не могут найти до сих пор.

Осенью 1597 года Геррит де Фер записал в своем путевом дневнике последние строки: «1 ноября около полудня мы прибыли в Амстердам, одетые в то же платье, что носили на Новой Земле, и в шапках, подбитых песцовыми шкурами… Очень многие удивлялись нашему возвращению, считая нас давно погибшими… Бургомистр и два члена городского совета позвали нас, и тут мы рассказали про наше плавание и про перенесенные опасности; затем те из нас, кто были местными жителями, разошлись по домам, а остальные были отведены в назначенную им гостиницу, где пробыли несколько дней, получили плату и наконец отправились к своим».

Уже в следующем году вышло первое издание книги де Фера на голландском языке, написанной с целью оправдать неудачи всех трех плаваний. В название, как тогда было принято, автор вложил и краткое содержание: «Правдивое описание трех морских путешествий, самых удивительных на свете, совершавшихся три года подряд голландскими и зеландскими кораблями, в водах к северу от Норвегии, Московии и Татарии, в направлении к царствам Катайскому и Синскому… где никогда раньше не бывал человек, о яростных кровожадных медведях и прочих морских чудовищах, о невыносимом холоде и о том, как во время последнего путешествия корабль был зажат льдами, как люди построили дом на широте 76° на Новой Земле и прожили там 10 месяцев… Всё это с великими опасностями, горестями и невероятными трудностями».

Книга стала очень популярной и в последующие семь лет была переведена на ведущие европейские языки, включая латынь — язык средневековой науки. Однако убедиться в правдивости описаний Геррита де Фера европейцы смогли лишь в XIX веке. В 1871 году норвежский капитан и охотник на тюленей Эллинг Карлсен впервые со времен экспедиции Баренца добрался до Ледяного мыса и застал Дом спасения почти нетронутым. Но, войдя в жилище, он нарушил сохранявшийся почти три века температурный режим. И поэтому англичанин Чарльз Гардинер, который побывал там через четыре года, обнаружил дом совершенно разрушенным. Так что советским исследователям, искавшим место стоянки в 1930-е, 1970-е и 1980-е, оставалось лишь собирать фрагменты легендарной экспедиции Баренца. И гадать — зачем голландцы делали из драгоценных боеприпасов фигурки медведей, с которыми они вели битву не на жизнь, а на смерть.