На высоком и живописном берегу Оки, в 130 км от Владимира, стоит Муром. Попав сюда, переносишься на несколько веков назад: старинные храмы, монастыри и музеи бережно хранят историю. Отправляемся на прогулку по одному из древнейших городов России.
Муром как калачник. Стоит в своем зипуне да картузе с коробом на плече и предлагает сладкую выпечку: кому с изюмом, кому с вареньем, кому с маком. Этот город на редкость самобытен, и здесь практически всё дышит историей.
Котлы и кони
Сначала Муром кажется мне пресным. Провинциальный автовокзал с потрескавшимися стенами, куда прибыл мой автобус с московской станции «Щёлковская», серые многоэтажки, гостиница «Муром» советской планировки, застывшие сугробы. Но это из-за того, что я пока не «распробовала» его.
Десять минут на такси — и вот я на Первомайской улице ищу глазами гостиницу, в которой собиралась поселиться. Вокруг — сплошь зеленые, синие и коричневые деревянные домишки. Из труб в заиндевелое небо тонкими струйками выливается молочно-белый дым. Пахнет дровами и углями. Невдалеке гудит колокол, на дорогах ни души. Хочется наесться этим воздухом, промерзшим до минус 30 ℃.
«У нас котел не вытягивает в такой мороз. Здесь ведь почти везде паровое отопление. Но не беспокойтесь, ваш номер не угловой», — говорит вышедшая меня встречать хозяйка гостевого дома «Аист».
Я поднимаюсь по хрустящей заснеженной лестнице, сколоченной из досок. Два верхних деревянных этажа отведены путешественникам, а на нижнем, белокаменном, 200-летнем, живут хозяева. Раньше подобные места назывались постоялыми дворами. У забора мнется от холода и пускает пар из ноздрей лошадь в попоне. Неужели кто-то приехал сюда верхом?
Ожидаю увидеть в номере самовар и рукомойник, но нет: электрический чайник и бойлер, нагревающий воду почти до кипятка. Если постоять минут 15 под горячей струей, а потом залезть под ватное одеяло — не замерзнешь.
Графское наследство
Планировка Мурома напоминает калач: основная часть и ручка (или, как ее называли, дужка-перевясло) над ней. Куда ни пойдешь — окажешься в самом центре, а по пути попадется много разных исторических сокровищ.
Так, на Первомайской, где я как раз остановилась, находится галерея историко-художественного музея Мурома. В этом кремово-розовом здании в XIX веке заседала городская управа, а в первые годы советской власти сюда начали свозить картины и предметы интерьера из Карачаровского имения ученых Алексея и Прасковьи Уваровых, потомков Разумовских и Шереметьевых. Карабкаюсь на второй этаж по крутой чугунной лестнице с узором в виде крендельков. Здесь двухсторонний диван с высокой спинкой, на которой вырезаны листочки и обнаженная античная богиня, столешница, украшенная китайцами с веерами, фарфоровые пастушки. Тепло, уютно, и пахнет стариной.
На одной из стен — «Мечты» Василия Поленова. Графиня Прасковья Уварова была лично знакома с живописцем, и он подарил ей свою работу. В особняке под Муромом супруги когда-то отвели целую комнату этой картине! На ней изображен странник — мужчина в зипуне и сапогах. Он задумчиво смотрит на разливающуюся реку, вероятно, Оку. На самом деле Поленов так увидел Иисуса Христа.
Есть в этом музее работы и Шишкина, и Саврасова, и Сурикова. Рядом со многими картинами можно найти QR-код, который ведет на страницу с рассказом о сюжете и художнике.
- Художественная галерея Муромского историко-художественного музея
ул. Первомайская, 6
Древняя мелодия
Делаю петлю от музея по Первомайской и оказываюсь в Спасо-Преображенском монастыре XVI века, древнейшем в России. Снаружи он земляничного цвета, украшен витиеватыми наличниками, колоннами и бойницами. А за монастырской стеной — сахарно-белые храмы с зелеными башенками: типичная северная архитектура. Здесь, в церкви, хранятся частицы мощей Ильи Муромца.
По легенде богатырь до 33 лет был парализован, пока однажды его не исцелили «калики перехожие» (странники, поющие духовные стихи и былины), попросив налить им воды. Илья сначала отпирался: «Не имею я да ведь ни рук, ни ног, сижу тридцать лет на седалище». Но затем смирился, принес воды, а старцы повелели ему самому выпить ее — и приобрел он невиданную силу. Этот персонаж былинный, но считается, что он существовал в реальности и творил чудеса.
Меня привлекает звон: будто бьют ложкой по медному тазу. Пробираюсь на звук через сугробы вниз, к Оке, жмурясь от огненного солнца и миллионов искорок, рассыпанных по снегу. «Надвратная церковь преподобного Сергия Радонежского, что над восточными вратами. На звоннице — била-колокола, отлитые по древней традиции. В них можно позвонить каждому», — гласит табличка.
Ударяю по плоским медным разнокалиберным дощечкам большой, а затем маленькой колотушкой. Выходит негармонично и как-то колко.
«Кто же так играет!» — восклицает пухлый румяный монах с седой бородой, на которой застыли льдинки. Он берет две одинаковые колотушки и принимается стучать ими по очереди — то по одному билу, то по другому. Теперь льется мелодия, странная и древняя. Я пробую повторить. Получается!
- Муромский Спасо-Преображенский мужской монастырь
ул. Лакина, 1
Сердце Мурома
Ока, по чьим водам купцы сплавляли калачи, сейчас под коркой льда. Предзакатное солнце плавится над рекой, словно масло, но замороженное небо остужает его пыл. Идти по берегу зябко, пронизывает ветер. Сквозь иней на ресницах замечаю на снежном холме храм Космы и Дамиана и статую Ильи Муромца. Значит, скоро будет сердцевина Мурома.
«Куда путь держишь? — спрашивает меня старушка в капоре и шубе, когда я захожу погреться в ярко-лимонный храм Николы на Набережной. — Уж не в Свято-Троицкий ли? Так ступай вверх да налево, поди и дойдешь». Удивительно, но в Муроме многие так разговаривают, словно боятся оторваться от прошлого, традиций.
Вот и белокаменные Свято-Троицкий женский монастырь и Благовещенский мужской, оба XVII столетия. Стоят, припорошенные снегом, будто сахарной пудрой, со своими резными башенками, часовенками, рассыпанными по всему периметру прямоугольного двора, арками и черными маковками. У ворот — темные, плотно сбитые статуи Петра и Февронии, покровителей семьи.
По преданию, Пётр был князем, а Феврония — дочерью бортника. Однажды правитель заболел проказой и увидел сон, что некая девица-простолюдинка может его исцелить. Послал за ней гонца, и та действительно вылечила владыку, а взамен потребовала жениться на ней. Мощи этих святых покоятся в Свято-Троицком монастыре. Многие девушки приходят к ним просить о замужестве, поэтому здесь всегда людно.
- Церковь Николая Чудотворца Набережного
ул. Плеханова, 27А - Свято-Троицкий женский монастырь
пл. Крестьянина, 3А - Благовещенский мужской монастырь
ул. Красноармейская, 1
Щи да каша
«Идите в монастырскую трапезную, лучше места для обеда нет. Женская — снаружи, за железной дверью, а мужская — за воротами», — советует продавщица, торгующая душистыми мылами, мазями от «семи недугов» и фарфоровыми колокольчиками в сувенирной лавке возле монастырей.
В трапезной Свято-Троицкого жарко и душновато, как в протопленной печи. Проголодавшись с мороза, я набираю всё, что попадается под руку: миску щей, котлету с гречкой, квашеную капусту, пирожок с треской, ягодный компот и, разумеется, теплый калач с яблочным вареньем. И плачу за это 200 рублей.
Упиваясь горячими густыми щами и котлетой с целыми кусочками рыбы, решаю, что теперь буду захаживать в трапезные на завтрак и обед. А вот на ужин не выйдет: они закрываются в 17.00. Впрочем, в Муроме есть трапезная, работающая допоздна, — «У Ильи, у Муромца» на Ленина в виде русской избы. Там подают уху, пельмени, щучьи котлеты, да холодец-удалец.
- Трапезная «У Ильи, у Муромца»
ул. Ленина, 25
Точка отсчета
Ведущая от монастырей Московская улица состоит из купеческих особняков цвета яблочного, вишневого и грушевого варенья. Среди них возвышается кирпичная водонапорная башня — ее называют Ермаковской. Имя ей дали в честь мецената и городского главы, который сумел организовать механическую подачу воды в жилые дома еще в позапрошлом столетии.
Посреди улицы, у Вознесенского кафедрального собора, стоит главный герой города — бронзовый калачник со своим товаром в плетеной корзине. Муромцы уверяют, что русские калачи изобрели именно они. Некогда сама Екатерина II чуть язык не проглотила, отведав лакомство, после чего распорядилась присвоить городу герб: три золотистые булки.
Выражение «тертый калач» тоже принадлежит местным. Традиционно тесто пропускали через сито и затем растирали на крошках льда, который всегда был в избытке на севере. Так углекислый газ не испарялся и выпечка получалась пышной, пористой и упругой.
Перед калачником — бронзовая дама в изящной шляпке, она словно спрашивает: «Почем продаешь?» Рядом собачка подняла голову: вдруг перепадут крошки? Чуть поодаль извозчик придерживает лошадь в ожидании барыни. Эту скульптурную композицию соорудил народный художник России Владимир Суровцев по заказу городской администрации в прошлом году. Персонажи не вымышленные: такие люди когда-то проживали в Муроме. Под их ногами — брусчатка XIX века, сейчас закрытая толстыми слоями снега.
Смеркается. При свете фонарей морозный воздух и сугробы кажутся розовыми, будто политыми малиновым сиропом. Я почти прошла петлю своего маршрута. А вот и памятник самому калачу на улице Ленина: пышная поджаристая булка из керамики с классическим перевяслом украсила город к его 1 150-летию в 2012 году. Теперь это точка отсчета. Всё сводится к калачу.