Дальний Восток России мыслит делами: представители креативных индустрий проводят всё больше масштабных событий, чтобы развивать городскую среду. Есть даже те, кто готов поработать с советской нетленкой: типовые хрущевки воспринимают как чистый холст, преображая повседневность творчеством. Мы пообщались с Александром Мущенко, куратором паблик-арт программы «Взгляды» в Южно-Сахалинске, о том, почему сегодня российские города как никогда нуждаются в искусстве и сотрудничестве с художниками.
Как сегодня стоит воспринимать стрит-арт?
Это прекрасная точка входа неподготовленного зрителя в мир современного искусства. Объекты стрит-арта отражают мысль русских авангардистов XX века о необходимости выпустить творчество за пределы музеев и галерей, которые они считали кладбищем идей. Такое приближение к повседневности сближает художника и зрителя, ведь сегодня мы наблюдаем большой разрыв между совриском и обычными людьми.
Мой любимый и простой пример: есть голливудское попкорновое кино, но, если только его и смотреть, вряд ли мы придем к сложным авторским картинам. И для меня стрит-арт — как раз такое масштабное, охватное искусство, завлекающее людей в более осмысленные сферы.
А еще сегодня он тесно связан с развитием городской среды: поскольку художники работают с публичными объектами, их эстетика решает в том числе задачи благоустройства.
«Взгляды» — это большая публичная программа, которая включает роспись объектов городской инфраструктуры, образовательные события и мастер-классы. Платформа стремится объединить представителей креативных индустрий со всей России и развивать городскую среду Южно-Сахалинска. Реализует программу АНО «ЦРГС «Наш город».
Мы часто видим в новостях, что коммунальные службы оперативно стирают уличное искусство (особенно этим славен Петербург). Могу ошибаться, но манифест стрит-арта — в некотором сопротивлении художника городской среде. Не является ли сотрудничество с городом чем-то принципиально новым?
Вы затронули широко обсуждаемые вопросы. Действительно, мы становимся паблик-артом — публичным искусством общественных пространств. И если исторически стрит-арт — про взаимодействие художника и зрителя, что чаще воспринималось в контексте нелегальности, то в последнее время лично я прихожу к мысли, что все ярлыки — уличный ты художник или галерист — становятся лишь попытками ограничить способы взаимодействия творца с миром.
На мой взгляд, флер стрит-артистов как теневых Робин Гудов уже стерся, эта маркировка потеряла значение в общественном сознании. Остались просто художники, которым сегодня в рамках одного проекта интересно сотрудничать с крупной институцией и делать официальную работу, завтра им интересно выйти ночью и создать арт, ни с кем его не согласовывая, послезавтра они выставляются в частной галерее и так далее.
Художники, которые участвуют в нашем проекте, — такие же междисциплинарные ребята. У них есть и свои студии, и коллаборации с арт-ярмарками, и при этом они продолжают работать с городскими пространствами.
Нелегальность, как по мне, точно не ключевая сторона современного стрит-арта. Снова приведу простой пример. В Екатеринбурге есть фестиваль «Стенография», ему уже больше 10 лет. Ребята расписывают город вдоль и поперек, и по большей части это согласованные проекты. Жители уже настолько адаптировались, что любое высказывание воспринимают как часть «Сценографии». Выразительный случай произошел с художником Сашей Закировым, кажется, в 2017 году. Он делал несогласованный перформанс: поставил в городе электрическую плитку, розетку и готовил завтраки — яичницу с сосисками — на улице, предлагал проходящим мимо перекусить вместе с ним. Он хотел подчеркнуть, как легко городское пространство может стать домашним. И вот к нему подошли мальчишки 14 лет и спрашивают: «А что это у вас, „Стенография“ тут проходит?» Это отчасти и про силу бренда, но больше и про то, что нелегальность уже не главное в стрит-арте.
Если у художника изначально дружелюбная к людям и городу идея, она также имеет право называться уличным искусством, как и что-то протестное и провокационное. Думаю, правильно рассматривать каждую работу в отдельности и анализировать ее во всей полноте масштаба и задумки.
Получается, городская среда становится доступнее для свободного творческого проявления? Будто бы возникает пространство для диалога?
Хочется в это верить! Но у сотрудничества с официальными заказчиками есть и другая сторона. Мне кажется губительным для самого искусства, когда представители города ставят слишком жесткие рамки и пытаются всё контролировать. Бывает, что спонсор (будь то бизнес или государство) очень хочет повлиять на результат, не доверяя художнику, администраторам, фестивалю. И мы тоже когда-то с этого начинали — пришлось взять на себя просветительскую функцию, много выступать и рассказывать о преимуществах равноправного сотрудничества. Я очень рад тому, как в Южно-Сахалинске сейчас реализуется наша программа, это хороший кейс.
Ведь если формат «искусство как попкорн» затягивается — последствия могут быть опасны. Люди приучаются к «фастфуду», слезать с него еще сложнее. Например, на Камчатке проходит один граффити-проект, в рамках которого все рисуют исключительно красоту региона: рыбок, мишек, вулканы. При этом сам Петропавловск-Камчатский буквально расположен среди природной мощи, которую никакой стрит-арт не воспроизводит во всей полноте. И зачем тогда то же самое дублировать? Потом, когда в проекте попробует реализоваться художник с геометрической абстракцией, с каким-то иным способом взаимодействия со зрителем, людям будет это очень сложно принять. Они спросят: «А почему на соседнем доме океан нарисовали, а мне — какие-то каляки?» Поэтому нужно обращаться к профессионалам: нам важно заниматься просветительской деятельностью, я всех призываю — давайте доверять друг другу, делегировать, звать тех, кто что-то в этом понимает. И потом вместе, в диалоге, находить баланс интересов.
«Взгляды» — как раз про сотрудничество. У нас почти 50 фасадов создается 40 художниками со всей России. Есть откровенно красивые, понятные работы — птичка, ребенок, но при этом есть, к примеру, Никола Михайлович (Nikola Mihajlović) — серб, который нарисовал экспрессивную абстракцию, а к ней у зрителя могут появиться вопросы. И это как раз та самая точка входа в современное искусство, о которой я говорил. Так мы стараемся повышать насмотренность, сохранять баланс качества проекта.
Вообще вся эта история — во многом благодаря администрации города и области, потому что они несколько лет рисовали цветочки и кораблики, а потом в какой-то момент поняли, что нужно больше. И тогда у нас взаимодействие наладилось. Да, в чем-то и работы прибавилось — приходится говорить с местными жителями, отвечать на официальные письма — а что, а кто, а зачем? Нужно объяснять идею программы, того или иного объекта. Есть диалог. И это уже очень много. Но есть понимание, и спасибо Департаменту архитектуры за их открытость и живой интерес. Ведь для них это тоже риск, большой эксперимент. Для Дальнего Востока в целом, не только для Сахалина, «Взгляды» — очень крутой кейс.
Я как раз вернулся из Хабаровска, с Форума креативных индустрий, где, к сожалению, пока преобладает такое мышление: сейчас позовем художников-принтеров, которые нарисуют нам картинки из интернета, и так мы создадим творческую среду. В действительности всё гораздо сложнее и требует концептуально другого решения.
Может быть два сосуда воды: в одном мы видим газики какие-то, камни на дне, живую биосферу на молекулярном уровне, а в другом — только поверхность и желтую уточку. Разница всё же есть, зависит от глубины взгляда, согласны? Значимость появляется благодаря художнику, концепции, пути создания этой работы. И хочется жить в окружении значимости, а не пустышек для галочки, правда ведь? А доносить это до зрителя и официальных лиц — большой труд, и, конечно, всем людям, кто на такое идет, нужна медаль. Ведь всегда можно просто согласиться, нарисовать «красоту» и зарабатывать деньги.
Как еще паблик-арт программы, подобные «Взглядам», могут быть полезны городу?
Сейчас мы обсудили глубинные вещи — они могут быть полезны командам, которые хотели бы развиваться в этом направлении. Но есть и более очевидный уровень — работа в контексте благоустройства. Например, Южно-Сахалинск в последние годы заметно привели в хорошее состояние (развивают сферу услуг, гостиницы, всё, что нужно для комфортной жизни, есть), но сам город строился в 50–60-е годы: повсюду однотипные кварталы из хрущевок, нет визуальной глубины. И вот объекты уличного искусства, стрит-арта, мурализма как раз и создают визуальные доминанты. Ты идешь уже по альтернативному городу, замечаешь знаки художников. Эти контрасты работают на общий опыт взаимодействия со средой, эстетизируя ее.
Отмечу и туристический потенциал подобных паблик-арт программ. Сахалин привлекает всё больше путешественников: куда бы вы ни поехали, неизбежно приходится остановиться в столице. За исключением сопок, которые опоясывают Южно-Сахалинск, это достаточно типичный город для России. Не выезжая за его пределы, связи именно с этим городом не чувствуешь: ты можешь оказаться в любом другом месте — будет так же опрятно, чистенько, минималистично. Мы же создаем точки дополнительного притяжения интереса — для людей, которые хотят запомнить место, получить особенный опыт путешествия и рассказать об этом другим.
Вместе с Министерством культуры Сахалинской области мы прорабатываем экскурсионные маршруты по новым муралам, и это было одной из ключевых задач нашей программы. «Взгляды» превратятся в четыре маршрута: история города, опыт морского освоения области, молодежный маршрут и зарисовки природы. Так, на улицах мы метафорично и художественно связываем разные работы, которые раскроют людям контекст этого места. Экскурсии запустят в ближайшем году, насколько мне известно. Мы рады, что у программы формируется связь с городом. И что появляется больше полезного.
Еще одна немаловажная выгода для региона — пиар и реклама. Это охватные истории: приезжают художники с именами, медиа рассказывают про них, положительный опыт и перемены расходятся и по сарафанному радио. Всё работает на популяризацию локации. Думаю, это поможет Сахалину заявить о себе как конкурентном направлении для туризма. Да и для жизни тоже! Сейчас ведь много людей, кто не любит большие города, перебираются сюда. Комфортная среда, здравоохранение, образование, сфера услуг — всё есть. Подтянется и культура. Ведь если инфраструктура — скажем, про бытовые моменты, то культурные проекты — ответ на вопрос: почему я сейчас здесь живу? Мы как раз пытаемся найти или создать ответы.
Еще по теме
Вы получили колоссальное количество заявок на опен-колле. Можете поделиться, что сейчас происходит с уличным искусством в России и как это повлияло на программу?
С учетом глобализации, наши современные художники формировались и делали свои проекты в общемировых трендах. Но есть, на мой взгляд, любопытная российская специфика — большое количество текстовых работ. Наша школа художников работает с текстом: он является основой выражения творческой идеи, видения, но нужно понимать, что это наиболее сложная история для зрителя с точки зрения восприятия. Возникают вопросы об оправданности таких работ: что это, зачем художник только пишет свое имя? Поэтому у нас среди прошедших заявок исключительно текстовых работ ни одной нет.
Если говорить о сфере в контексте сегодняшнего дня, поделюсь своими наблюдениями. Случился бы проект три года назад, основная часть художников были бы иностранцами — потому что стрит-арт там более развит, больше громких имен, а это шанс привлечь масштабное международное внимание к городу и проекту. Сейчас мы работаем именно с российскими художниками и, как мне кажется, это крутая история про рост новых имен. Можно говорить о том, что сфера будет развиваться и давать людям реализацию. Главное, чтобы мы не потеряли в качестве, чтобы этот отрыв стал не падением в неизвестность, а попыткой и поиском своей, какой-то особенной стилистики. Очень многое зависит от людей, которые курируют эти направления: от государственных органов до частных институций, где работают с искусством. У нас появилось больше возможностей и ресурсов для реализации молодых художников.
Есть разные времена: более тяжелые, менее тяжелые. Но мы работаем с пространством смыслов. И если мы перестанем это делать, то подрастающее поколение может столкнуться с губительным вакуумом и возникнет еще больше вопросов: кто мы и откуда, куда мы идем? И творчество, на мой взгляд, спасительное действо. Нужно объединяться, думать, что мы хотим получить. Не скатываться в советский монументализм — момент, когда работы идеологически обслуживали партию. У нас это про баланс, когда мы личность, искусство художника должны сохранить и заказчику дать возможность свои задачи решить. И такие люди нужны, чтобы выстраивать диалоги и сохранять многополярность среды и мнений.
В манифесте проекта заявлен отказ от колониального взгляда в работе и принципиальная готовность сотрудничать с местным сообществом. Почему это важно сегодня и почему вы выбрали именно такой подход?
На самом деле, это красивая задача. То, во что мне хочется верить. Но пока наша деятельность не лишена колониализма: когда приезжают классные известные художники, что-то рисуют и уезжают. Но нам с учетом масштабов проекта — почти 50 фасадов за три месяца — столько художников в регионе просто не найти. В таком случае может хорошо сработать сотрудничество: когда люди с иной экспертизой приезжают и начинают передавать локальному сообществу опыт. Хотя в этом есть и высокомерие, и разрыв с реальностью, потому что все мы самодостаточные и неважно, в какой точке мира люди живут, они имеют свой набор ценностей, ориентиры и убеждения, они не хуже и не лучше других. Но, увы, часто так происходит, что эксперты начинают мыслить с позиции лучшего, более совершенного знания, а местные, в свою очередь, закрываются и воспринимают их как чужаков. Это большой и долгий путь про взаимодействие и коммуникацию, развитие взаимного доверия. В чем-то он у нас случился не на словах, а на деле, но это годы работы. И всё равно то, что мы говорим сейчас на сайте, — из разряда манифестации. То, во что мне хочется верить, о чем хочется говорить.
В Южно-Сахалинске наше главное достижение, что организаторы — местные ребята. Все операционные деньги распределяются там, и это возможность заработать и сделать классный кейс. Это первое. Второе — я тоже сахалинец, у меня там живут родители, бабушки, друзья. Есть ощутимая ответственность перед местом. Третье — некоторых местных художников мы всё же завлекли. У них бывает свой, очень особенный взгляд, и с этим тоже нужно уметь уживаться и работать. С ними мы максимально открыты — вопрос взаимного доверия. Надеюсь, это всё будет развиваться.
А еще у нас все художники читают лекции. Это обязательное условие участия в проекте — за исключением совсем уж закрытых ребят, кто принципиально не выступает публично. Из 40 человек 30 проводили лекции в течение всего лета. Мы не про количество слушателей, даже если придет один или два (такое часто бывает), а именно про ответственность художников. Они приходят, готовы отвечать на вопросы о том, чем они занимаются, почему они приехали на Сахалин, чего они хотят достичь, участвуя в проекте. На мой взгляд, это очень важная часть, чтобы художник не воспринимался как фасад (что часто бывает в стрит-арте). Мы его персонализируем: человек встретится с жителями, расскажет о своем пути. Инициатива больше про ответственность перед местом, чем про колониальное просветительство или количественные показатели. Всё в комплексе, на уровне ощущений и целеполаганий, в итоге может помочь избавиться от колониального подхода. Но это, опять же, годы работы.
Беседовала Алина Казакова
На обложке материала работа Антона Спутника «Красная строка»