Затеряться на выставке «Не слитно, не раздельно» можно до 28 сентября 2025 года. Она посвящена одному большому советскому научному проекту — Хорезмской археолого-этнографической экспедиции (1937–1991 годы): ее истории, героям и результатам. В то же время «Не слитно, не раздельно» стала итогом размышлений о модернизме — и его тесных и глубоких связях с археологией.
Выставка соединяет события древности и современности: находки из коллекций Музея Востока, Эрмитажа и Института этнологии и антропологии РАН, материалы из архива экспедиции, а также экспонаты из других собраний. Появляются там и художественные работы, созданные специально для проекта.
Ярослав Алёшин и Катерина Чучалина, кураторы проекта «Не слитно, не раздельно», вместе с группой художников отправились по следам Хорезмской археолого-этнографической экспедиции, чтобы поймать фрагменты исторической реальности среди разрушенных крепостей и звенящей тишины.
Нам кажется, опыт исследователей, кураторов и художников в постижении столь сложной истории может вдохновить тех, кто путешествует за смыслами.
Мы поговорили с участниками проекта — теми, кто создавал искусство в диалоге с исчезнувшей цивилизацией и горестными ошибками прошлого. С теми, кто изменился у вод Амударьи. О силе искусства, памяти и острой необходимости лучше присмотреться к миру, который мы часто упускаем из виду, — читайте в нашем интервью.
Можете рассказать чуть больше об импульсе, который привел к столь фактурной, многоуровневой и красивой выставке? С чего всё началось?
Первоначально мы увлеклись коллекцией и архивом Государственного музея искусств им. И. В. Савицкого в городе Нукусе, столице Каракалпакстана — автономной республики в составе Республики Узбекистан.
Музей, собственно, и создал художник Игорь Савицкий на базе своих находок народного искусства каракалпаков. Со временем эта коллекция стала всемирно известным собранием советского авангарда и модернизма, в том числе неофициального. Это показалось нам важным в размышлении о судьбах искусства в советском и постсоветском пространстве.
Мы поняли, что история Савицкого, а также людей, благодаря которым она случилась, равно как и опыт героев его коллекции, — всё это части одной, более общей картины. А композиция ее задана советской модернизацией в Центральной Азии, ключевым феноменом которой стали экспедиции.
Как раз в одном из таких проектов Игорь Витальевич попал в Каракалпакию, штатным художником Хорезмской археолого-этнографической экспедиции. Ее опыт подсветил специфическую советскую ситуацию, в которой возникали сюжеты, подобные истории Савицкого.
Речь о таком режиме общественной культуры и идеологии, при котором смысл настоящего возникал из напряженных и динамичных отношений между прошлым и будущим. Чем ярче их образы контрастировали с этим настоящим, тем больший ресурс оказывался доступен для начинаний и свершений.
Именно этим, пожалуй, можно объяснить тот факт, что в одном из самых бедных регионов страны стали возможны такие масштабные проекты. Хорезмская экспедиция уникальна как по масштабу и длительности (с 1937 по 1991 год), так и по объему ресурсов.
Экспедиция виделась не только способом изучения земель в нижнем течении Амударьи и в Приаралье, где тысячелетиями существовала развитая ирригационная культура. Но и инструментом идеологического обоснования масштабных проектов по обводнению и хозяйственному развитию этих территорий в ХХ веке. А те, в свою очередь, витриной советской социальной и экономической модернизации для всего постколониального мира.
История и археология, ошибки прошлого и грандиозные планы, простой человек и государство, песок и вода. Как сплетались контексты выставки? Вы сразу увидели все эти слои?
Пожалуй, да. Мысль о том, что выставка может существовать только как комплексное, многосоставное высказывание, пришла к нам сразу. Но это не результат кураторского прозрения, а следствие природы самого материала.
Ведь о чем, по сути, мы говорим? О том, как люди дня сегодняшнего всматриваются в день вчерашний, ища сходства или различия с людьми, которые жили когда-то давно и тоже изучали наследие — еще более глубокого прошлого. И всё это, чтобы лучше представить образ будущего, которое, как многим тогда казалось, строится прямо на их глазах.
Все эти контексты — культурно-исторический, научный, хозяйственный и художественно-утопический — обнаруживают свою неразрывную взаимосвязь сразу же, стоит лишь подступиться к вопросу.
«Не слитно, не раздельно» предлагает зрителю всмотреться в фрагментарную природу истории, свыкнуться с пробелами, шероховатостями. Чем же полезна эта практика? Смелый шаг, ведь в наш век достигаторства на первом плане чаще идеальная картинка.
Все эти швы, лакуны и пустоты в картине прошлого действительно важны. Никогда нельзя забывать, что образ прошлого (и наше исследование, как мне кажется, весьма ясно это демонстрирует) всегда служит основанием представлений о будущем. А оно, в свою очередь, невозможно без неизвестного — без допущения о том, чего еще не существует; без пространства, в котором мы будем способны это создать.
Мы воображаем себе активного зрителя. Он должен соединить точки прошлого и настоящего, в котором находится из некой перспективы, откуда возможна их сборка в целое. Но в каждый момент эта точка своя. И важно, чтобы каждое время было способно найти ее заново.
Поэтому в картине прошлого, о котором мы здесь размышляем, так важны эти пробелы. Через них, в поисках перспективы, мы всё время заглядываем за горизонт. В этом отчасти и состоит смысл формулы «Не слитно, не раздельно».
Приглашенные художники тоже провели какое-то время в Хорезме, чтобы создать свои работы. Как они взаимодействовали со средой?
Да, мы вместе побывали у раскопок Хорезмской археолого-этнографической экспедиции. Общались с археологами, которые сегодня продолжают работать на этих древних памятниках. Знакомились с материалами в научных архивах и реставрационных мастерских в Нукусе (столице Каракалпакстана — автономной республики в составе Республики Узбекистан). Именно там была штаб-квартира экспедиции. Исследовали документы и в Москве, в Институте этнологии и антропологии РАН.
Можно сказать, что мы соприкоснулись с местами, практиками и людьми, которые носят в себе традиции и дух советской центральноазиатской археологии.
«Не слитно, не раздельно» в том числе поднимает серьезные вопросы об антропогенном разрушении природного мира. Многие работы вызывают чувство необратимой потери, беспомощности перед историческим процессом. Исчезновение моря, исчезновение следов древней цивилизации в отсутствие должного внимания. Что делать с этой болью? Вы нашли для себя ответ?
Это ощущение беспомощности характеризует и наши отношения с прошлым. Ведь о нем нам известно куда меньше, чем неизвестно. Любое приближение к прошлому обнажает простой факт: там, где была некогда представимая и понятная жизнь, сегодня по большей части зияет молчащая пустота. И тем ценнее каждый фрагмент живой ткани прошлого — кусочек керамики, осколок расписанной штукатурки, которые еще способны нам о чем-то рассказать.
Мне кажется, отношение к археологическим артефактам всегда оттенено чувством невосполнимой утраты. И в этом я вижу модель отношений и с реальностью нашего мира, которую мы также непрерывно теряем.
Когда вы побывали на землях Хорезма, какой личный опыт прожили в соприкосновении с песками времени? Какой след это место оставило в вашей душе? Вы их как-то направляли?
Я понял, что на эти земли нужно возвращаться вновь и вновь. Что ситуация и сама пространственно-временная структура руин — это универсальный опыт жизни, который следует продлевать.
Безлюдная пустыня Южного Приаралья сберегла памятники древнего Хорезма: некоторые объекты сохранили первоначальный облик вплоть до наших дней. Они оставляют столь сильное впечатление, понять которое позволит цитата из дневника советского историка, этнографа и археолога С. П. Толстого, открывателя древнехорезмийской цивилизации: «Впереди нас, разливаясь необозримым морем на запад, восток и север, лежали мертвые пески. Лишь далеко на северном горизонте сквозь дымку дали рисовался голубоватый силуэт Султан-Уиздагских гор. И повсюду среди застывших волн барханов то густыми скоплениями, то одинокими островками лежали бесчисленные развалины замков, крепостей, укрепленных усадеб, целых больших городов».
О своей работе над проектом «Не слитно, не раздельно» рассказывают художники, историки и другие участники выставки
Как вы работали с местом и его контекстом, с чего начали знакомство?
Это было совершенно неожиданное приключение. Мы отправились в исследовательскую командировку с куратором выставки Ярославом Алёшиным и художницей Сашей Сухаревой. До этого момента, к своему стыду, я никогда не была в Узбекистане и ничего не знала о древнем Хорезме.
За пять экспедиционных дней мне нужно было погрузиться в контекст, так что я подходила к задаче с помощью моего излюбленного метода «зевачества». Да-да, от слова «зевака»: обычно я хожу, озираюсь по сторонам и всё фотографирую. Как говорила Сьюзан Зонтаг в своем эссе, что не сфотографировали, того и не было. А еще что сфотографировать — значит присвоить фотографируемое и что коллекционировать фотографии — значит коллекционировать мир. Эти дни были очень насыщенными: мы посетили Нукус и множество хорезмских руин. Ночевали в пустыне, общались с археологами, искусствоведами и жителями Узбекистана.
Вернувшись из художественной командировки, я поняла, что ничего не поняла. Путешествие к главным вопросам выставки продолжилось уже дома. Я решила изучить всё, что относится к Хорезмской экспедиции. И обнаружила удивительного человека — писателя Валентина Берестова.
Валентин Берестов — детский писатель, известный советскому поколению по стихам «Как хорошо уметь читать, не надо к маме приставать», «Мой первый друг, мой друг бесценный» и многим другим. Во время эвакуации Валентин оказался в Ташкенте и благодаря своим литературным талантам познакомился с Анной Ахматовой, между ними завязалась дружба.
Живя в Ташкенте и постепенно совершенствуя литературное мастерство, Валентин всё же решил стать археологом. И это решение привело его к участию в Хорезмской экспедиции!
Я купила несколько его книг, в том числе «Государыню пустыню». Там есть невероятные свидетельства времени: восприятие природы, чувство юмора, легкий, оптимистичный стиль повествования — типичное шестидесятничество. Одна из глав его книги — «Дежурный чудак». Она в итоге дала название моей инсталляции.
Собственно, мой павильон — это такая имитация вернакуляра (любимый вид архитектуры, созданной без профессионального архитектора). Он сделан на основе моих фотографий из поездки.
Опыт «зевачества», который я веду, чрезвычайно полезен. После я составляю альбомы по итогам путешествий. Этот метод можно применять и дома: искать трогательные впечатления и явления, которые обнаруживаются в родном пространстве, где тоже можно быть туристом.
Поделитесь методиками художественного осмысления пространства? Если я неравнодушный путешественник и хочу не только видеть, но и чувствовать, переосмыслять? Как работать с местом и его контекстом? С чего начать?
Я не делю осмысление пространства на художественное и нехудожественное: вижу любое открытое взаимодействие с местом как возможность для творчества и исследования. Самое прекрасное — чтобы чувствовать и переосмыслять, не нужно ничего дополнительного. Только внимательно смотреть по сторонам, побольше молчать, побольше слушать, иными словами, дать пространству развернуться в вашем внимании, не опережая это своей речью и интерпретацией.
Каково это — стоять в центре некогда великой цивилизации, которая сегодня ежесекундно исчезает в песках времени?
Как историк, фразу «стоять в центре великой цивилизации, ежесекундно исчезающей в песках времени» я отношу вообще ко всему происходящему в любой точке мира в любой момент. Всё каждый миг исчезает и становится прошлым, просто в пустыне Хорезма это чуть более заметно. Тем не менее это осознание способно потрясти.
Какую роль может сыграть искусство в переосмыслении мест, которые однажды были не так поняты, забыты, недооценены? И нужно ли сегодня привлекать к ним внимание?
Я занимаюсь исследованиями больше, чем искусством, и, конечно, глубокие исследования нетронутого материала могут внести заметный вклад в публичное знание, даже что-то поменять. Тем не менее я не считаю это своей ключевой задачей: всё было понято именно в той мере, в какой могло быть понято. Гораздо интереснее читать заново, чем заниматься привлечением внимания.
Нам довелось зайти в несколько крепостей посреди пустыни. Когда ты попадаешь за укрепления, туда, где крепостные стены еще не позволили песку окончательно всё скрыть, вдруг слышишь какое-то клацанье под ногами. Это керамика. Смешанные слои исламского и зороастрийского периодов. С узорами сепией и красной охрой, с лепным орнаментом: со следами чьих-то касаний. Этими осколками, как ковром, покрыто плато крепости от края до края. Пустыня в этом смысле отрезвляет от культурных амбиций, наглядно показывая силу времени.
Увидеть, как некогда огромное, сильное государство распалось буквально на песчинки, — захватывает дух. Вокруг крепости Кырк-кыз-кала на много сотен метров пустыня смешалась с керамикой, орудиями труда и окаменелостями. Среди черепков с фрагментами росписи ползают песчаные жуки и скорпионы. Самое молодое поколение археологов-хорезмийцев продолжает откапывать там новые и новые залы. В золотой час мы ходили за ними среди того, что когда-то было архитектурой. Каждый новый день осматривали новую крепость, город и кладбище.
Посреди обсерватории Кой-Крылган-кала наш экспедитор сказал: «Зря я вас сюда привел. Тут уже ничего не осталось».
Почти вплотную к обломкам стен примыкали системы ирригации для нужд сельского хозяйства. Именно они и разрушали памятник. Но что поделать? Людям нужно есть.
Со времен катастрофы Аральского моря весь регион превращается в пустыню. Ветер разносит соль со дна Арала, поэтому ничего не растет. Ценность воды превышает ценность памятников культуры и искусства. Именно это переживание легло в основу моей инсталляции, где внутри музейной витрины помещается настоящая катастрофа, где в тени великой цивилизации — истощенная земля, на которой люди продолжают жить.
Здесь всё другое: цвет земли и неба, запахи, которые не встретишь больше нигде, — прогретой лессовой пыли, арычной воды, саксаульного дыма и свежеиспеченных горячих лепешек; шум базара с криками осликов. Здесь совершенно другая цивилизация: роскошная, яркая, порожденная удивительным сочетанием пустыни и воды и от них же так фатально зависящая», — делится Ирина в своем эссе «Запах такыра», созданном как сопровождение к выставке
Приглашаем посетить проект, и, возможно, он станет поворотной точкой на вашей карте путешествий.