Волшебные миры и бескомпромиссный нектар жизни, чудо узнавания себя и прикосновение к прежде недоступному — кинематограф имеет ключ ко множеству дверей. С помощью кино можно глубже вникнуть в красоту и уникальность других народов, стран и культур. А путь киногероя давно стал рифмой и метафорой нашего жизненного путешествия. Мы поговорили о феномене кыргызского кино, о людях, детстве и будущем с коренным бишкекчанином и влюбленным в свое дело киноведом — Султаном Усувалиевым.
Что для тебя значит быть киноведом? Ты можешь абсолютно безопасно рассказать про свой опыт созависимых отношений с кино! Или всё по любви?
Киноведение — это травматичный опыт. (Улыбается.) Сразу же, на втором курсе, у меня случился кризис профессии, хотя киноведом я еще и не стал. Вот мы жарим яичницу на кухне в общежитии, и разговор заходит о том, кто чем занимается. Тогда я не находил аргументов, когда мне говорили, мол, вы ничего не создаете, только критикуетe. И до сих пор в Бишкеке я говорю: «Я киновед». Мне отвечают: «А, вы снимаете кино?» Потом я как-то осознал себя к четвертому-пятому курсу… Киноведы — это рыцари меча и магии. То есть меч — это анализ, ум, логика, исследование. Магия — это сердце. Без личной страсти к кинематографу, без одержимости им, без любви к нему рассказывать о кино не имеет никакого смысла.
Я ничего не знаю про кыргызское кино. Ты можешь посоветовать, что посмотреть несведущему человеку, чтобы поближе познакомиться с культурой Кыргызстана? Может, один какой-то фильм?
Вообще, когда киноведа просят назвать один фильм, это, конечно, оскорбительно. (Смеется.) Это как захотеть что-то узнать про Италию, прочитав одну книгу. Ну, допустим, назовут «Божественную комедию»… Нет, чтобы хоть немного погрузиться, я бы посоветовал посмотреть две-три картины. Самый известный период в истории кыргызского кино — так называемое время кыргызского чуда. Это кинопрорыв 60-х годов, когда появилось множество картин, которые составляют золотой фонд нашей классики. В первую очередь это такие фильмы: «Зной» Ларисы Шепитько, «Первый учитель» Андрея Кончаловского, «Трудная переправа» Мелиса Убукеева, «Небо нашего детства» Толомуша Океева, «Выстрел на перевале Караш» Болота Шамшиева и так далее. Стоит посмотреть один какой-то фильм из этих на свой вкус. Затем сразу перейти в 90-е. Пусть это будет картина «Селкинчек» («Качели» по-русски) Актана Арым Кубата. Она считается точкой появления нового кыргызского кинематографа. И еще, пожалуй, я бы добавил «Замки на песке», маленький и очаровательный короткий метр Альгимантаса Видугириса (кыргызский кинорежиссер литовского происхождения. — Прим. ред.). Давай так — три картины!
А если подробнее затронуть феноменологию кыргызского кино, какие темы и травмы оно осмысляет и какими средствами? В чем его гений, иными словами?
Вопрос втройне проблематичный, если мы говорим о понятии национального кинематографа. Идут дебаты, существует ли он вообще. А так ядро — это, конечно, кыргызский фольклор, что является элементом культурной идентичности. А через него прорывается наш главный эпос — «Манас» (героический эпос кыргызского народа, самый объемный эпос
Надо сказать, что это маленькая индустрия с тесным сообществом, и этот масштаб важен. Есть у нас известная фраза: «Кыргызстан — страна короткометражных фильмов». Это очень красивый лозунг, который показывает, что такой «метод борьбы» тоже доступен, если нет большой индустрии. «Кыргызское чудо» родилось как неигровой кинематограф. Моя главная гипотеза состоит в том, что и сейчас мы сможем совершить скачок через документалистику. Я всем это проповедую, потому что такое кино не требует огромных денег. А социальная тематика у нас разнообразнейшая.
В Кыргызстане один дипломированный специалист-киновед, на которой всё держится, — это Гульбара Толомушова. Со мной теперь два. Да, есть люди, которые что-то пишут, но практически нет ни сайтов, где можно было бы публиковать рецензии, ни каких-то рубрик в СМИ. Я недавно выступал с докладом про стратегию и тактику развития киноведения в Кыргызстане, так что у меня много мыслей по этому поводу есть. Вроде маленькая кинематография, но поле непаханое. Я свою жизнь сейчас называю социальным экспериментом. Посмотрим, что смогу сделать.
Недавно состоялся твой режиссерский дебют как документалиста. Как тебе было в новой роли по ту сторону киноэкрана?
Я человек интровертный, просидевший четыре года за диссертацией, мне сложно, например, звонить незнакомым людям. А тут у меня появляется задание сделать график съемок. Нужно прозванивать всех коллег, героев фильма, консультирующих адвокатов. Я научился разговаривать с людьми, научился отстаивать
Криминальная драма «Кто следующий?» о похищении Айзады Канатбековой стала дебютным фильмом Султана, снятым совместно с кыргызским режиссером Нуржамал Карамолдоевой. Премьера картины состоялась в мае 2023 года на Фестивале азиатско-тихоокеанского кино в Лос-Анджелесе, где фильм получил Специальное упоминание жюри.
Ты читаешь лекции в американском университете в Центральной Азии. Поделись впечатлениями о преподавательском опыте. Что за люди приходят к тебе на занятия?
Я читаю элективный курс «Между Западом и Востоком. Послевоенное кино Европы и Японии» для студентов департамента TCMA (Television, Cinema and Media Arts), это совершенно разные факультеты: от программирования до бизнес-менеджмента. Многие ребята совсем не синефилы, но с какой живостью и непосредственностью они реагируют! Я люблю фразу Кафки: «Литература — это топор, который вырубает из сердца куски льда». Так и кино открывает в тебе какие-то поры, оно само тебя смотрит, сканирует. И вот вместе со студентами учишься смотреть кино, открываешь вместе с ними новые миры. Педагогическая практика мне очень нравится. Строгости, формализма в стенах университета я не вижу. И чувствую себя молодым.
Надо сказать, что, хотя в Кыргызстане пять вузов, связанных с кино, нет практики диалога со зрителем. А мне нравится эта полевая работа, как бы я ни любил и ни уважал всё академическое. Я хотел бы заняться организацией такого пространства, киноклуба или кинолектория, где можно смотреть и обсуждать кино, зарабатывая при этом на жизнь.
Каким тебе вспоминается Бишкек твоего детства? И какой город сейчас?
Бишкек моего детства открывался мне вместе с моей бабушкой. Куда мы ходили сдавать бутылки. Как мы стояли на остановке, ждали четвертый, мой любимый троллейбус, на котором я до сих пор езжу. Как ехали до Ошского рынка, это центральный рынок Бишкека. Там девушка, которая нажимает пальчиком на весы, чтобы прибавить вес. А я тяну за рукав бабушку, которая грозится вызвать милицию, чтобы увести ее от скандала. Мое детское поведение до сих пор, кстати, мне свойственно — избегание конфликта. Я вспоминаю двор, в котором я вырос: футбол, гаражи, мячик, падающий на шифер, беседка, приключения вокруг. Сейчас кажется, что это просто земля, ты видишь ее общим взором. А для маленького мальчика она не исследованная, и беседка может превратиться в храм, в котором ты как юный Индиана Джонс. Бишкек — это не большой город с широкими площадями и улицами, а нечто локальное, как наш сквер напротив дома.
В начале 90-х мой дедушка построил дом в селе, где он родился, и я отдыхал там летом с родными. Я благодарен ему за то, что я увидел, что такое сад, колерованная вишня (особый сорт, который обрабатывают
Как-то раз у коровы были тяжелые роды. Человеку, далекому от сельской жизни, картина эта покажется противной. А мы, как в сказке про репку, слушая ее дыхание, завязали копыта и всей семьей долго, потихоньку вытаскивали застрявшего теленка. И вот наконец получилось. Мы продуваем теленку ноздри. И то, как он еле-еле встает на ноги, — это чудо, конечно. Для меня запах детства — это запах морды теленка, который попил молока из ведра.
Сейчас, да, Бишкек очень сильно изменился. Строится много высоток, бизнес-центров, которые порой заслоняют наш классический пейзаж — снежные шапки гор. Пока я вижу в этом неуверенное, хаотичное развитие. Есть ли у Бишкекглавархитектуры какой-то генеральный план? Я не знаю. Наверное, какой-то есть. Последние годы Бишкек стремится соответствовать бренду современного города, но всегда есть место сомнениям, насколько в поиске этой современности он не потеряет свое лицо. Мы входим в новое время, и вопрос, как в этом времени не скатиться во что-то античеловеческое, закатывая, к примеру, деревья в асфальт. «Восточное» брожение, движение на улицах мне всегда было ближе. Не идеально гладкая поверхность автобана, а хоть одна кочка. И бабушка, сидящая на тротуаре и продающая жвачки, сигареты, семечки.
Есть что-то особенное в характере бишкекчан или жителей сел или в самом тебе, что не видно с первого взгляда?
Я могу сравнить с Москвой. Бишкек — это более медленный город, и, если ты быстро идешь, это сразу вызывает вопросы. (Улыбается.) Да, восприятие Бишкека как города недостаточной скорости, богатства и благ возможно. Но мне нравится эта неамбициозность. Это сообщество, которое не перешло в общество абсолютно незнакомых друг другу людей. Человек гостеприимен, он не спешит. Бишкек с виду может показаться каким-то единым, но тут собираются очень разные сообщества: на рынке, в уйгурских, дунганских, узбекских, турецких кафе. Город говорит на разных языках: русском, кыргызском, английском, всяких… Мне нравится, что сосуществуют самые разные течения, которые не стремятся доминировать.
Расскажи, где в Кыргызстане ты любишь бывать, чтобы восполнить ресурсы и перезагрузиться?
Я не любитель природного отдыха, я Муми-тролль, домосед. Но, конечно, озеро Иссык-Куль — главная жемчужина. Большинство туристов приезжают ради гор, ущелий, в поисках диких пляжей, ставить палатки, заниматься скалолазанием. Для меня это совершенно непонятно. Если я куда-то выбираюсь, то это очень узкий круг мест. Вот недавно ездил в Чон-Кемин (заповедник на севере Кыргызстана. — Прим. ред.) на Post Space Film Camp, кинолагерь, где я модерировал встречи. Отличное место.
В этом же году я был в Таласе, на моей исторической родине. У нас есть традиция «жети-ата» (семь отцов) — это генеалогическое древо, которое ты должен знать. И вот я даже книжку купил про мой род. Мне нужно свою страну самому потихоньку открывать.
Есть ли какой-то ключ к месту и людям?
Я говорил про гостеприимство не для того, чтобы сделать из Кыргызстана открытку. Это правда так! Когда мой друг приехал в Ош, ему даже запрещали платить за еду, его кормили, возили. Он был в шоке. Как так? Не могу обещать, что так будет и в Бишкеке. (Улыбается.) Но люди у нас открытые, очень приветливые, всегда помогут с маршрутом, подскажут. Выучи одно слово по-кыргызски, и все будут в восторге. Ничего не нужно. А еще очень рекомендую познакомиться с национальной кухней. Дунганское блюдо ашлямфу (лапша с подливой из уксуса и крахмала. — Прим. ред.) на базарчике в Караколе, городе на другой стороне Иссык-Куля, — это мечта. В Бишкеке тоже есть, но вкус совсем не тот, говорят, вода здесь другая.
Где тебя можно встретить в Бишкеке?
Я очень люблю пить чай в турецком кафе «Хузур». Всех туда зову. Кофе пью в кофейне Sierra. Когда мы с другом встречаемся погулять, то обязательно дойдем до ив, которые растут в центре города, недалеко от русского драмтеатра. Очень нравится наша национальная библиотека имени Алыкула Осмонова (раньше «Ленинка»). Если надумаешь приехать, то лучший совет дал Вальтер Беньямин: «Великое счастье — затеряться в чужом городе».
Беседовала Валерия Матющенко