Участники Scan Fair про современное искусство Урала, Сибири и Дальнего Востока

Давно и само собой… Камера была у меня в руках лет с 14: сначала семейная мыльница, потом уже своя первая зеркалка. В путешествиях она становилась важным инструментом восприятия восхищавшего меня мира. Я очень жадно старалась его запечатлеть, и не ради конкретной цели, а потому что просто не можешь не делать.

Со временем я стала чуть больше думать о процессе съемки: смотреть, как снимают другие, искать свой визуальный язык. Раньше моя фотография имела функцию памяти и созерцания, сейчас же с помощью камеры я стараюсь познавать реальность и ее слои, работать с контекстом, концепциями, собственными чувствами и авторской мифологией.

Это место — мой второй дом, оно меня воспитало и во многом определило взаимоотношения с миром и людьми. Столбы — очень многослойный ландшафт, каждый раз погружаясь в который, можно увидеть новое или по-другому почувствовать уже знакомое. И тут я смогла заплыть очень глубоко.

В проекте «Край причудливых скал» и фотокниге «Эос» сложился опыт девяти лет таких погружений, дающий возможность зрителю увидеть моими глазами изнанку этого места, его магию, музыку, тепло и безграничное свободное пространство.

Для красноярцев Столбы — бесспорное место силы, и я думаю, каждый находит свой способ взаимодействия с ней. Многие идут туда для активного отдыха или единения с природой, досуга в различных формах. Для кого-то это дом, друзья, вся жизнь… Столбы — с одной стороны, укрытие, а с другой — исторически сложившаяся территория свободы. Она призывает оставить городу всё — от дел, проблем и вещей до имени (у столбистов в ходу прозвища). Туда нужно идти чистым. Тогда можно увидеть глубже не только окружающее пространство, но и самого себя.

Мой путь в современном искусстве начался с организаторской и кураторской практики, когда в 2019 году я в первый раз хотела уехать, но осталась в Красноярске на четыре года, чтобы развивать локальную среду, которая меня до сих пор восхищает. Есть в местном художественном сообществе нечто уникальное, живое и нежное, вредное, но домашнее. Так сложились звезды, что мы сделали для него домик — ЦСИ «Ядро». В мастерской и сейчас работают художники, делаются выставки, продается искусство и кипит работа.

За последние два года в Красноярске произошло много событий, стремительно движущих сибирское искусство вперед. «Ядро» теперь существует внутри креативного кластера «Квадрат», на первом этаже которого работает шоурум и галерея современного искусства «Индустрия», а воплотившая это команда Сибирского института развития креативных индустрий сейчас очень интенсивно взялась за формирование локального арт-рынка.

Переезд был настолько своевременным и осознанным, что разрыв с родным городом, где я прожила всю жизнь, оказался не слишком болезненным. Но скучала, конечно. Больше всего по Столбам и семье. Однако насыщенность и интенсивность начавшейся художественной практики не оставили никаких сомнений в верности такого решения. Как раз именно дистанция помогла мне собрать «Эос» и другие работы, которые окончательно закрепили мою связь с домом. Сейчас я больше не мучаюсь вопросом: «А где же я буду жить, тут или там?», решив для себя, что мир большой. И имея точку респауна (респаун, или респавн, от англ. respawn — «перерождение». Это место появления главных персонажей в компьютерных играх в начале или после гибели. Самое безопасное место. — Прим. ред.) в Красноярске, я могу очень свободно двигаться дальше.

Основная полевая практика — это моя жизнь. Я наблюдаю за ней постоянно. Самые интересные сюжеты и смыслы находятся неожиданно и случайно. Куда-то идешь, занимаешься чем-то, листаешь соцсети и вдруг видишь какие-то объекты, состояния, людей, которые в совокупности с моим изобразительным языком могут стать персонажами новых работ. Такие персонажи должны в моменте соединять в себе много смыслов, причем самым парадоксальным образом.

В настоящем я вижу как раз размывание этой идентичности, особенно среди молодого поколения. К сожалению, шорцы живут очень ассимилировано, мы не имеем собственной административной единицы. Это приводит к исчезновению языка, традиций, памяти.

Чтобы понять и почувствовать Сибирь, я считаю, нужно посетить национальные республики и районы Сибири: Горная Шория, Алтай, Хакасия, Тыва, Бурятия и другие. В них живут коренные народы этой земли, которые являются хранителями ее памяти, традиций. Они формировались в этом ландшафте, этом климате. Большие города Сибири плюс-минус мало отличаются от других российских городов.

Общий язык находится не сложно. Единственно, не все любят, когда их фотографируют. Приходится иногда и платить за это деньги. Внешне я не совсем похож на среднестатистического художника, поэтому приходится объяснять свои действия, показывать удостоверение преподавателя Института искусств или членский билет Союза художников. Часто меня принимают за шпиона или террориста (смеется).

Думаю, конечной точки в познании своей идентичности нет. Это бесконечно интересный и сложный процесс. Но может быть такое, что я переключусь на другую тему в своем творчестве, и тогда это будет некоторый итог. Но пока этой точки не вижу.

Результатом своей работы считаю прежде всего графические (и не только) картины, обретение собственного концептуально-графического изобразительного языка. Появилось понимание многих социальных, мировоззренческих процессов, происходящих внутри шорского народа. В настоящий момент все задуманные серии и проекты сделаны, думаю над новыми. Хочется открывать всё новые смыслы в собственной концепции.

Всё зависит от изначальной задачи, которую мы придумываем вместе с режиссером. Театральная постановка помогает раскрыть визуальный замысел в действии, но мне близко понятие «театр художника». И если мне есть что сказать за пределами спектакля, я стараюсь реализовать это в эскизах, инсталляциях, объектах, которые могут существовать и сами по себе. Тогда, в отрыве от спектакля, зритель может подключиться и найти совершенно новые образы, смыслы. Мне кажется, что сценограф в настоящее время является мультидисциплинарным художником, который так или иначе соприкасается с современным искусством. По крайней мере, я это отчетливо осознаю. Например, в проекте «Дальневосточные Венеры» присутствует уже готовый объект с обнаженной фигурой в ракушке, а также перформативный процесс взаимодействия. Для меня это драматическое искусство за пределами театральной коробки сцены.

Да, так сложилось, что театр менее известен широкой публике, чем, например, кино. Но в этом и прелесть театра. Это всегда офлайн, здесь и сейчас и, возможно, никогда больше не повторится. Для меня театр как машина времени, благодаря которой я могу вдохновиться в один момент итальянской школой Раннего Возрождения, а в другой — бурятским андеграундом. Я получила хорошую академическую базу в училище и в институте, что позволяет мне восхищаться даже детскими наивными рисунками. Мне важен настрой и сам процесс работы, я танцую, могу наряжаться в придуманные костюмы, создаю различные тренинги, нет единого принципа. Хочется, чтобы любой зритель мог воспринять мою работу на чувственном уровне, но я также часто добавляю некоторые визуальные цитаты из кино или из истории изобразительного искусства, работаю с восприятием культурного кода того или иного места.

Посмотрите мои театральные работы! Я состою в прекрасных творческих командах, и их можно посмотреть как в Москве, так и в разных городах России. Сохраняйте лист, который подходит разлету S7 Airlines по большинству направлений (кстати, и меня можно часто встретить на этих рейсах):

• Москва: «Соня-9», А. Олейников, режиссер А. Золотовицкий, МХТ им. А. П. Чехова.
• Улан-Удэ: «Долгин», Т. Штрассер, режиссер С. Жамбалова, Государственный академический театр драмы им. Х. Намсараева.
• Улан-Удэ: «Эмгээ», О. Ранжилова, режиссер С. Жамбалова, Государственный академический театр драмы им. Х. Намсараева. Лауреат национальной премии «Арлекин».
• Томск: «Король-олень», К. Гоцци, режиссер С. Жамбалова, Томский областной театр драмы.
• Нягань: «Звёздный час по местному времени», Г. Николаев, режиссер С. Жамбалова, Няганский театр юного зрителя.

Книга для меня — это в первую очередь артефакт истории и ее сохранения. Один из способов записать и передать следующим поколениям идею, мысль или важную информацию аналоговым методом. Как для художника, книга — это еще и форма существования произведения искусства. Изображение я воспринимаю как текст, следовательно, иллюстрация — это язык коммуникации, параллельная история, наряду с текстом рассказанная в визуальных образах. Такой визуальный язык индивидуален и уникален для каждого автора, поэтому одна и та же история может быть рассказана по-разному.

Ошибочно полагать, что визуальный рассказ — это только для детей, потому что дети, особенно в малом возрасте, не вполне владеют вербальным языком. Однако иллюстрация — это не столько для того, чтобы украсить текст или сделать его более понятным, сколько это, скорее, о восприятии текста, его эмоционального содержания, вайба, если хотите. А хорошо рассказанная история, уверен, интересна всем.

С самого детства мои бабушка и дедушка рассказывали мне истории из бурятского фольклора и мифологии, я и сам увлечен поиском таких историй — они завораживают сюжетом и множеством интересных героев. Бурятская мифология — темная по своей природе, в том смысле, что бурятская сказка — это древний текст, который рассказывали совсем не детям. Чаще это истории охотников, поведанные ночью в лесу при тусклом свете костра, в ожидании рассвета. Так что это, скорее, предостерегающие «памятки» о том, что с силами природы шутить нельзя, следует относиться к ее проявлениям уважительно, а может, даже со страхом.

Так, в детстве я слышал историю о некоем существе, живущем в лесу, окликающем путников. Бабушка предостерегала меня откликаться на такой зов, иначе можно навсегда там остаться. Этой историей детей учили не вести себя шумно или быть беспечными, невнимательными. Я до сих пор, оказавшись в лесу один, боюсь вкрадчиво услышать свое имя из-за спины.

Если путник не ограничен во времени, то посоветую ему пожить какое-то время в Бурятии и почувствовать ее, понять тонкую философию космологического представления о мире, оно у нас свое. В другом случае первое — это познакомиться с национальной кухней, неотделимой составляющей традиции гостеприимства бурят. А узнать о материальной культуре и искусстве лучше всего в музеях республики. Они есть не только в столице Бурятии. Именно в них сконцентрировано предметное наследие моего народа, там хранится наша память, которая поможет понять космос бурята.

Чаще у меня получается создавать его, однако для вдохновения не пропускаю и выставки моих коллег. Если говорить про Улан-Удэ, то искусство можно наблюдать везде, оно буквально вписано в ткань города: архитектура, скульптура, даже остановки оформлены репродукциями художников. Словом, найти его в городе не составит труда, а отыскав — остается только наслаждаться.

Цвет и сочетание цветов рождается во время работы над картинкой. Зачастую я ищу нужную мне гармонию, это может продолжаться долго. А может произойти быстро. Конкретной символики я не закладываю: просто показываю зрителю то, что наблюдаю сам.

Раньше наши мероприятия проходили в галерее «Сугроб» (выставки и концерты), но сейчас этого помещения уже нет. Так что пока мы собираемся в разных точках: недавно в Омске в баре «Хука» была выставка-концерт «Тарский мув». Там разместилась выставка «Сугроба» и сеты музыкантов из Тары. Если называть это творческим коллабом, то он имеет место быть. Я же отвечу, что это дружеские человеческие отношения между людьми и желание сделать что-то интересное.

Человеческое общение может привести к разным результатам: в спорах рождается истина. Но остается и разный подход к творчеству. Я считаю, у каждого художника есть свой секрет.

Мало я ездил по Сибири. Нравится мне ездить в родное село Большие Уки. По поводу вдохновения ответ один: его нет. Есть совокупность умений и навыков, которыми мы пользуемся.

Конечно!