Одной ногой в прошлом, другой — на леднике

Еще в десятом классе мама принесла мне свежий выпуск моего любимого тогда журнала «Русский репортер», где был большой и красивый репортаж про Шпицберген. Он меня так впечатлил, что я решила обязательно туда поехать. Эта идея вынашивалась восемь лет, пока я не оказалась в Дании, где полгода училась в магистратуре. Тогда и поняла, что это мой шанс: вряд ли я окажусь еще ближе к Шпицбергену. Помню, предложила моим сокурсникам составить мне компанию, но никто не вдохновился. Со мной учились и студенты из Норвегии, они сказали мне что-то вроде: «Да туда всякие колхозники ездят, для нас это так, как дача». Для норвежцев Шпицберген — обыденность , они туда приезжают потусить на выходные, тем более, что билеты из Осло недорогие. А некоторые норвежцы уезжают туда на пенсии.

Первый мой прокол — одежда. Странно получилось: восемь лет ждала эту поездку, но до последнего момента не верила, что все получится, и подготовилась очень плохо, у меня не было даже походного рюкзака. В университетском кампусе меня собирали, что называется, всем миром: кто-то дал перчатки, кто-то рюкзак. Ребята чуть ли не хлеб мне с собой пихали, потому что все знали, что мой бюджет ограничен. Я ехала всего на пять дней и тратиться на экипировку не хотелось.

Уже на месте я поняла, что мой питерский пуховик, в котором комфортно в метро или в машине, здесь от холода не спасает. На мне было два шарфа, две шапки, но это тоже не сильно помогало. Очень мерзло лицо, для него желательно иметь маску. Но, похоже, холодно тут только туристам: мимо меня проходили местные без шапок, дети проезжали на велосипедах и ели мороженое.

Как бы то ни было, главная трудность была в другом. Поначалу я думала, что смогу если не ездить с дорогими экскурсиями, то ходить пешком. Но оказалось, что свободно передвигаться можно только внутри поселка: за пределами жилых поселений есть реальная опасность встретиться с медведем. На этот случай нужно иметь ружье. Об этом я узнала заранее, но взять ружье в Дании я не могла: надо было брать лицензию из своей страны. Но даже если бы я получила лицензию, какой смысл в ружье, если я не умею им пользоваться?
Мне очень хотелось добраться до русских поселков — Баренцбурга и Пирамиды. Баренцбург находится всего в 70 километрах от Лонгйира, и в более снежный период я бы могла добраться туда на снегоходе. В октябре снега было еще недостаточно. Оставался только путь по морю. Поездка на судне стоила около 300 евро, а у меня на все про все было всего 200.

В основном цены там приемлемые, за исключением экскурсий. Есть бюджетные кафе и хостелы, в одном из таких я и поселилась. Сэкономила на том, что не ходила в кафе, а готовила. Мой рацион по большей части состоял из консервированного тунца: в Норвегии он дешевый, за 100 рублей можно купить консервы отличного качества. Разве что один раз я позволила себе ужин в университетской столовке и бокальчик красного вина в баре. Что касается алкоголя, он там недорогой, ведь Шпицберген — это такс-фри зона. Поэтому я смогла купить бутылку «Егермейстера», когда почувствовала, что начинаю заболевать.

Развлекалась я тоже бюджетно: была в университете и музее, много гуляла по городу. Я почти смирилась с тем, что кроме Лонгйира, больше никуда не попаду, но как-то мне позвонили родители и спросили, что я собираюсь делать здесь дальше. Когда я сказала, что пойду в библиотеку, они спросили что-то вроде: «Ты в такую даль ехала, чтобы в библиотеке посидеть?» В итоге они стали моими кредиторами и выслали мне денег на поездку по морю. И я поехала в Пирамиду — русский город, законсервированный в 90-х. Туда меня везли на огромном ледоколе. Это был настоящий шик: нам подавали китовое мясо и виски со льдом, который выловили из моря тут же, при нас. Этому льду три тысячи лет!

Мы, молодые люди, родившиеся в 90-е, знаем о Советском Союзе лишь по рассказам родителей. Иногда выезжаем куда-то в провинцию, а потом говорим: «Ой, знаешь, там совок».
После того, как побывал в Пирамиде, понимаешь, что настоящий совок не видел. Такого советского наследия я нигде не встречала в России.
На скале большая надпись: «Миру мир». В центре города бюст Ленину, вокруг бараки, где жили работники «Арктикугля» — шахтеры, инженеры, работники столовой. И конечно, там есть Дом культуры. Казалось бы, это шахтерский поселок, люди здесь уголь добывали, а ДК все равно был. «В каждом советском городе и поселке должен быть ДК», — сразу вспоминаешь где-то услышанную фразу и понимаешь, что это не просто фраза, — люди так и жили.

Заходишь в ДК: там до сих пор висят плакаты на стенах, шторы на сцене, под слоем пыли стоит пианино; в столовой оставлены открытыми большие котлы, где варили суп. И все такое реальное — кажется, только почисти, стряхни пыль — и сюда можно вернуться. Говорят, в Пирамиде по советским меркам были очень хорошие зарплаты, и советские люди могли два-три года отработать, приехать домой и купить квартиру (насколько это возможно было тогда) или машину.

Еще нас водили в местный бар, хотя бар — это громко сказано. На первом этаже одного из бараков есть маленькое увеселительное заведение с барной стойкой. Там предлагают выпить настоящую русскую настойку и съесть настоящий русский пирожок с капустой. Я себя как дома ощутила. В Пирамиде все привыкли, что у них гостят иностранцы, и они им эту стандартную программу выдают: медведи, Ленин и т.д. А тут все видят, что русский человек приехал. Местные мной заинтересовались, стали расспрашивать, почему я здесь, и как-то очень по-доброму приняли. А когда мы зашли в бар — это была часть программы — иностранцы стали очень интеллигентно выбирать всякие настоечки. Мне так захотелось щегольнуть перед этими эстетами, что я заказала 50 граммов водки и выпила ее неразбавленной! Мы, мол, водку так и пьем — шотами! Работникам бара это очень понравилось, они сказали: «Вот это наш человек!» — и даже угостили меня булочкой.

И конечно, меня впечатлил ледник. В Лонгйире я просыпалась и видела из окна простор — бухточку, горы, море. В Пирамиде несколько другая панорама: прямо напротив поселка ледник. И я представила, как какой-нибудь Вася-шахтер просыпается, курит сигаретку, выглядывает в окно, а там такое! На ледоколе нас к этому леднику специально подвозили, как к достопримечательности, а тут ты в бараке просыпаешься и перед тобой громада — природный феномен невероятного цвета.

Когда открываешь глаза и видишь это величие, могущество и незыблемость природы, твоя жизнь начинает казаться такой маленькой и незначительной. И думаешь: «А что я? Приехала на пять дней подышать в вашем раю и уеду обратно в свою конуру». (смеется) Потом подходишь к побережью, к этой удивительно прозрачной воде — я такой никогда раньше не видела — тут не то что пепел стряхивать, даже курить рука не поднимается.
То есть у тебя и сознание меняется, когда оказываешься среди девственной природы.
Местные ее очень берегут. Там на каждом шагу картинки с предостережениями: ты не должен навредить медведю, лисичке, грибочку, не должен оставлять мусор.

Если будет возможность поработать или поучиться, то обязательно туда вернусь и останусь на год или дольше. Тогда я была туристом на вольных хлебах и не находила себе места, была немного не в своей тарелке. Другое дело — когда ты там живешь и трудишься. Важно, чтобы было дело.
С нами на ледоколе в Пирамиду ехали трое студентов-геологов из университета в Лонгйире. Когда мы причалили, они отделились от нас на пристани и с палатками и ковшиками в руках ушли вдаль. Оказалось, что они приехали на практику — собирать образцы горных пород. Не знаю, как они заночевали в минус 10, но я смотрела на них и, честно говоря, завидовала: хотелось бы тоже так с рюкзаком уйти по делам куда-нибудь далеко. Чего я тут как турист приехала — мне водки нальют, пирожок дадут, ДК покажут, и все.

Я почти не успела ни с кем пообщаться, кроме гида на ледоколе, но мне особенно запомнился один человек. В Пирамиде нас с экскурсионной группой встречал Петрович — его представили как губернатора, там его все так называют. Он не губернатор, конечно, ведь у Пирамиды нет статуса города. Петрович поприветствовал нас, тут же шлепнулся в трактор и поехал отвозить какие-то складские вещи. Позднее мы видели его в столовой, он разливал водку и показывал ДК. Этот человек, как и многие местные, выполняет 100 работ — он и электрик, и водитель автобуса, и тракторист. А иначе никак — просто некому больше работать. В Пирамиде в сезон туристов живет чуть ли не пять человек, а зимовать остаются двое, и Петрович один из них.

У нас с ребятами из хостела на телефонах были приложения по отслеживанию сияния, мы все вместе совещались, думали, в какое время ночью лучше выходить, чтобы не проспать. Один раз я не спала всю ночь и караулила, но мне не повезло: было слишком облачно и сияния я так и не увидела.

Я была какая-то просветленная, как будто куда-то в Тибет или Индию съездила. Когда возвращаешься в обычную жизнь после того, как видел что-то совершенно дикое и прекрасное, пытаешься сохранить это в памяти как можно дольше. На Шпицбергене я пыталась вести дневник, но все эти сиюминутные ощущения, детали ускользают так быстро! В какие-то моменты пыталась остановиться и запомнить виды, чтобы лет в 70 их вспоминать. Конечно, они есть на фотографиях, но в тот момент, когда ты там стоишь, ты видишь гораздо шире фотографического ракурса. И вот сейчас я иногда закрываю глаза и снова оказываюсь там.